раз ждал перерыва на обед. Энтузиазм его явно поубавился. Съемочная группа просила меня поработать с ними еще несколько дней, но, не говоря уже о том, что мне совершенно не хотелось по двенадцать часов в сутки быть одновременно везде, особенно в холодной комнате, где хранятся фрагменты тел и органы, мне надо было все же уделить внимание и своей основной работе. В последние дни работы с актерами я спросила художественного директора, всегда ли актеры так себя ведут, и она ответила: «Нет, просто эти съемки были по-настоящему изматывающими».
Могу засвидетельствовать это на личном опыте. Когда в последний день я дала какой-то совет Эмилю, он в ответ нервно закричал: «Никто ничего не поймет, и никому не будет до этого дела!»
«Как же я счастлива, что торчала здесь по двенадцать часов в день ради того, чтобы учить вас все делать правильно», – думала я, молча уйдя к себе.
По-видимому, это реальное отражение отношения людей к нашему делу. То, что мы делаем в моргах, считается таким чудовищным или неважным, что люди не желают ничего об этом знать. Конечно, общество делится на тех, кто хочет знать, кому нравится это дело, и тех, кто считает работу в морге абсолютно странным и противоестественным занятием. Члены съемочной группы часто шептали мне во время работы: «Как это волнующе, не правда ли?» Я отвечала таким же шепотом: «Нет, это немного скучно. Я бы предпочла реальный морг и реальную аутопсию». Я люблю работать с мертвыми, потому что считаю эту работу полезной, нужной и возвышающей. Мне, по крайней мере, было бы скучно целыми днями заниматься съемками фильмов.
Напротив, в прозекторской действо не прекращается ни на минуту. Даже после того, как уезжает патологоанатом, у нас остается масса работы. Джейсон принимается за уборку, а на мою долю выпадает приведение в порядок тела умершего дантиста с анорексией. Я аккуратно зашила все разрезы, обмыла его, причесала спутанные волосы, наложила тампоны на пролежни и даже подстригла ногти. Теперь он выглядел намного лучше, чем когда мы увидели его впервые. Теперь на него могли взглянуть друзья и родные… но никто не пришел попрощаться с ним. Но я не считаю, что даром потратила свое время; я делала все это для него, а не для других. Именно поэтому наша профессия вознаграждает – теперь этот человек покоится в мире. Я нежно провожу рукой по его лбу и закрываю ему глаза, а потом застегиваю молнию мешка и укладываю его в холодильник.
Многие люди считают работу с покойниками интересной и хотят больше узнать о ней, и поэтому мне приходится часто давать интервью. Проблема с интервью заключается в том, что при самых лучших намерениях журналисты могут исказить мои слова для усиления эффекта или недобросовестно исследовать вопрос перед проведением интервью. И дело здесь не в злом умысле, нет. Просто смерть принадлежит к очень странной, сбивающей с толка и чувствительной сфере.
Возьмем для примера мертвое тело. Я могу, прибегая к эвфемизму, назвать покойника «ушедшим» или «усопшим». В некоторых случаях, в ином контексте, например,
