Однако даже при наличии всех этих факторов я до сих пор не чувствовала себя напуганной.
– У нас осталась только арахисовое масло и сушеная скумбрия, – объявила я и, поднеся к носу набитый газетный рулон, сдавленно чихнула от кислого запаха. – Фу, ну и вонище! Лучше без скумбрии.
– А хлеб-то есть? Хотя бы тот канцерогенный для тостов… Он по году не портится, знаешь.
– Нет. Только крекеры.
– Сойдет.
Я забралась на стул по противоположный край стойки и, стараясь лишний раз не поднимать глаза, быстро отвинтила крышку банки и пододвинула к Крису вместе с раскрытой пачкой хрустящего соленого печенья.
– Куда ты спрятала ружье? – спросил вдруг он на четвертом крекере, тщательно облизывая кончики пальцев.
Я ела тоже, только нерасторопно и проглатывая по крошке, буквально насильно проталкивая пищу в горло ради прибавки к силам и иллюзорной безмятежности, но это все чуть не вышло из меня обратно. Я вопросительно взглянула на Криса и судорожно вздохнула, тут же поняв, что разыгрывать спектакль не имеет смысла: если мимика прежнего Роуза была подвижной и живой, то этот даже в моменты злобного смеха выглядел до вычурности отчужденно и проницательно. Именно это выражение его лица не позволяло усомниться в том, что любая услышанная Крисом ложь будет незамедлительно раскрыта. Он будто смотрел не на меня, а куда-то сквозь – через все то, что я могла выстроить между ним и собой для собственной защиты. От этого я чувствовала себя жалко. Играть на его условиях – единственный вариант, и я смиренно призналась:
– Под кресло возле чулана. Хочешь, чтобы я принесла?
– В этом нет необходимости. Если честно, я не так уж люблю стрелять. Пули – удел слабаков, брезгующих замарать руки. Я же предпочитаю убеждаться лично в той смерти, что несу людям. Для этого необходимо чувствовать, как лезвие входит под кожу. В противном случае, смерть не более чем потеха, но никак не дар.
– Я гляжу, на такие дары ты весьма щедр…
– Тебя я убивать не собираюсь, сказал же.
– Почему? Я не заслуживаю подарков? – истерично ухмыльнулась я.
– Ну, – Крис посмаковал ореховый вкус на языке и перегнулся ко мне через стол; мне потребовалось приложить титанические усилия, чтобы от неожиданности не опрокинуться со стула назад. – Ты красивая. Тебе бы я лучше подарил какое-нибудь ожерелье или, скажем, котенка. Смерть – избавление, а я не собираюсь избавлять этот мир от красоты. Он и без того уродлив.
Я надеялась, что после сказанного Крис вот-вот отсядет, но он завис в этой напряженной и крайне тесной со мной позе, словно упиваясь моим отвращением и гневом. В какой-то момент я не смогла выдержать его взгляда и отвела свой, часто заморгав, будто от сухости в глазах, но на деле же – от слез.
– Этот мир был бы куда красивее, будь в нем место для Криса Роуза. Для
