Ваньку»? Пощекотать нервы Марципану? Вдруг толстяк струхнёт и подбросит ещё деньжонок? «Эх, господа! Если б вы знали, как мало на свете порядочных людей!..» – подумал Марципан примерно, как Лопахин из Чеховского «Вишнёвого сада», горько вздохнул, повернулся к стене и опять уснул.
Но толком поспать ему так и не удалось. В пять часов утра пришло новое сообщение. В нём Единственный свидетель угрожал Марципану милицией и тюрьмой и требовал за молчание, ни много, ни мало, как десять «тонн», то есть 10 тысяч долларов. «Ну, вот, как в воду глядел! – рассердился Марципан. – Белая горячка у него, что ли?! Какие такие «десять тонн»?! Вытащил… ковёр из квартиры, подвёз до свалки и десять кусков зелёных?! Да за такую ерунду и двух многовато. А если вычесть мой коньяк и закуску, то одной тысячи за глаза бы хватило. Чёрт меня дёрнул связаться с этим Комаровским! К таким, как он, пропащим людям на километр приближаться опасно. У них вместо совести, кошелёк с дыркой. Ославят, заложат, продадут с потрохами за бутылку водки. Господи, какой же я осёл! Кому доверился?!»
Марципан ещё немного повозмущался, поворочался на диване и отключил мобильник. Но тут же зазвонил обычный телефон. Толстяк сначала крепился, не хотел подходить. Но телефон трезвонил так настойчиво, что он не выдержал, чертыхнулся, спустил ноги с дивана и сделал несколько шагов по направлению к стенке, в одной из отделений которой помещался белый японский аппарат. Марципан снял трубку, приложил к уху.
– Это ты, Юрочка? – спросил он с напускным дружелюбием. – Не молчи, я догадался, что это ты. И не сержусь. Пошутили, и хватит? Так ведь?
Но звонивший молчал. Марципана посетило недоброе предчувствие. Вдруг это не Комаровский? Что если режиссерушка по пьяному делу кому-нибудь рассказал о трупе, и этот кто-то сейчас донимает его, желая развести на бабки? Но Марципан быстро отогнал от себя неприятную мысль. Проще было думать на Комаровского. Марципан решил переждать, не гнать волну. Он вообще никогда не волновался заранее. Потому и был таким вальяжным, упитанным и имел прекрасный цвет лица.
В трубке раздались короткие гудки. Но едва Марципан положил её на рычаг, телефон снова зазвонил. И снова молчание. Он опять положил трубку. Так повторилось несколько раз. Наконец, Марципан отключил и этот телефон, лёг на диван, укрылся ворсистым бледно-зелёным пледом с подсолнухами и стал рассуждать логически.
«Комаровский, конечно, козёл, выпивоха и «коровье ботало», – думал он. – Но не подлец и не стукач. Нажрался до чёртиков и дурит. Завтра ему это надоест. Проспится и позвонит. Ещё извиняться будет».
С этой мыслью Марципан уснул и спокойно проспал до девяти утра. А когда встал, принял душ, плотно позавтракал и снова прилёг на диван, с «Портретом Дориана Грея». Он обожал Оскара Уайльда, и этот роман особенно. Лучшего отдыха, совмещённого с эстетическим наслаждением, он себе представить не мог.
Но спокойно почитать толстяку не пришлось. Едва он включил телефоны, они зазвонили и запищали одновременно. Эсэмэски с угрозами посыпались на него градом. Марципан рассердился и всердцах захлопнул
