скучал. Ему не хватало старшего друга. За лето он настолько привык к Миллеру, к его разговорам, шуткам, приколам, словечкам, что общение с другими людьми уже казалось ему пресным.
Гриша появился только в декабре, на озвучке. Он был небритый, исхудавший и какой-то скучный, с потухшими глазами. Позднее Марципан узнал, что у Миллера время от времени случались приступы жесточайшей депрессии. Они могли длиться как угодно долго.
– А, Марципан!.. – сказал Гриша удивлённо. Так, словно встретил давно забытого друга детства. Марципану стало обидно. Он понял, что Миллер совсем не думал о нём все прошедшие месяцы, что их общение для него ничего не значило. И всё-таки он был рад видеть Гришу. Он утешал себя тем, что Миллер – известный на всю страну артист, что в Москве у него свой круг друзей и знакомых, а он, Марципан, всего лишь «хлопушка», помощник режиссёра, и должен спрятать обиды подальше и вообще соблюдать дистанцию.
Весной Родовский сдал фильм, которому присвоили вторую категорию. Для детской картины это было совсем неплохо. Первой категории удостаивались только высокоидейные «глобалки» и «нетленки» о Революции и Великой Отечественной войне.
Вскоре первый фильм с участием новоиспечённого артиста Валентина Генералова крутили во всех кинотеатрах страны. Марципану было всего девятнадцать. Слава, обрушившаяся на юношу, вскружила ему голову. Деньги оттягивали ему карманы. На Мосфильме стали замечать симпатичного толстячка. С ним здоровались. Ему улыбались. Каждое утро, приходя на работу, он получал в экспедиции целую пачку писем от зрителей, а точнее, от зрительниц. Эти письма Марципан читал по ночам, с фонариком под одеялом. Юные поклонницы выражали ему восхищение и признавались в любви. Телефона у него тогда не было. А то бы наверняка оборвали.
Марципан по-прежнему снимал угол в Переделкине. Но теперь это не унижало его достоинства. Дома он почти не бывал. Старался допоздна задержаться на Мосфильме. Иногда даже оставался ночевать на ящиках с реквизитом. Спал, накрывшись казённым тряпьём, и видел сладкие, как цветные фильмы, сны.
Родовский вознамерился снимать картину про Соловья-разбойника. «Соловья», разумеется, должен был играть Миллер. В апреле Гриша «воскрес», начал готовить новую роль и, первым делом, научился свистеть. Ведь ему предстояло наводить ужас на бояр, купцов и прочий классово чуждый элемент. Марципану досталось играть избалованного и капризного купеческого сынка. Юноша был счастлив. Он уже не мог жить не снимаясь. Он вкусил сладкой отравы, под названием «кино», и душа его требовала добавки. И ещё Марципан мечтал о Грише. Чтоб вне Москвы они снова сблизились, стали товарищами. Он с нетерпением ждал начала съёмок. На сей раз, Родовский собирался всё лето провести в средней полосе, а осенью переехать в Крым. Съёмки должны были начаться в конце мая. До них ещё было целых полтора месяца. Марципан тосковал, считал дни и отмечал их в календаре. Но время тянулось невыносимо медленно.
Вдруг
