хмыкнул и исчез также внезапно, как появился, а гостей позвали пить чай. К чаю был замечательный яблочный пирог и много сортов варенья. Ближе к полуночи Миллер пошёл проводить Марципана. Поймал ему такси и отправил домой, а сам остался у Родовского до утра.
Эта вечеринка оставила в душе юноши глубокий след. Он понял, что попал в круг непростых людей, отделённый от остального мира высокой стеной, повыше, чем ограда Мосфильма. Юноше предлагался выбор. Он мог остаться в этом кругу, а мог уйти. Марципан предпочёл остаться. Ему понравились друзья Миллера. Самым близким из них был, конечно, Родовский. Всю жизнь Марципан желал стать на него похожим. Всю жизнь тянулся к этому идеалу, но так и не достиг его. И сейчас, на шестом десятке, у него было всё, что тогда у Родовского. Не было только настоящей породы. В отличие от режиссёра, скончавшегося, через пять лет после описанных событий, Марципан бывал по-бабьи трусоват, излишне суетлив и не уверен в себе. Но внешний рисунок своего облика и образа жизни скопировал с Родовского достаточно точно. Он даже отлил себе перстень – печатку из серебра, с изображением скарабея и носил его, не снимая, в знак принадлежности к особой касте людей. Он тоже стал скарабеем.
В июне начались съёмки «Соловья-разбойника». Родовский был в приподнятом настроении. Ему нашли замечательную натуру. Место на перепутье многих дорог, в самом центре России, на стыке Саратовской и Пензенской областей. Великолепный пейзаж: лесная чаща, заросшее озеро и монастырь. Монастырь сохранился только на одну треть, но этого было вполне достаточно, чтобы разместить в его кельях киногруппу и художникам сотворить из его колоритных, с низкими сводами помещений настоящие княжеские палаты. Дирекция местного краеведческого музея под расписку одолжила Родовскому серебряные с позолотой чаши, братины и другую старинную утварь. Когда актёры прибыли на место съёмок, всё уже было готово.
Марципан был счастлив. Тишина там была такая, что отчётливо слышен был не только хруст ветки, но даже комариный писк. Ввиду близости мрачного, затянутого ряской озера, комаров там было видимо-невидимо. Но Родовский говорил, что это именно то, что нужно. Именно у таких диких озёр, в таких дремучих лесах, на таких пустынных дорогах и водились в старину соловьи-разбойники.
Первые два дни прошли в непрерывных хлопотах. Марципан возвращался в свою крошечную келью к полуночи и замертво падал на раскладушку. На третий день он узнал, что у Миллера опять депрессия. Родовский ходил встревоженный, грустный. Он боялся, что это надолго. Под вечер третьего дня он взял Марципана под локоть и попросил его помочь, понаблюдать за Миллером. Сказал, что Гриша привёз с собой пистолет, полученный в подарок от какого-то рьяного поклонника, военного, и есть опасение, что он может пустить оружие в ход.
Марципан перетащил свои вещи в такую же точно келью, по соседству с Гришиной, которая находилась отдельно от остальных, в самом дальнем корпусе монастыря, и вечерами, ложась на раскладушку, отчаянно боролся со сном, прислушиваясь к тому, что творится у Гриши. Но там было тихо. Дверь
