понимал, что обидел Комаровского, задел за живое, сыграл на самых больных его струнах и тем самым подтолкнул к суициду. Но ещё ужасней, если сосед покончил с собой из-за трупа. И опять виноват был Марципан. Он убил журналиста. Он втянул Комаровского в своё преступление, подкупил, сделал соучастником. И режиссёрская душа не выдержала…
«Господи, что же это за наказание? – всполошился Марципан. – Сначала белобрысый мальчиш, потом Комаровский? И везде я. Что же я сижу-то?» Первым его движением было немедленно бежать с дачи. «В Москву, в Москву» – твердил он, как сёстры Прозоровы, поспешно натягивая на себя уличную одежду. – Если спросят, скажу, что уехал ещё в обед. Кто сможет меня опровергнуть? Соседка Комаровского? Ей ничего не известно. Она видела только, что я поутру журил режиссёра. А почему, за что Неваляшка всё равно не поняла, потому что дура. Если спросят, скажу, что мы репетировали, проигрывали куски из сценария. Будто бы Комаровский написал и хотел…»
Марципан вздохнул и тяжело опустился на стул. Он подумал, что скорей всего никто ни о чём его не спросит. Но Неваляшка обязательно раззвонит по посёлку, что он подбивал Комаровского повеситься. Это она своими ушами слышала. И теперь не будет ему покоя ни на даче, ни на Потылихе. И Мосфильм станет клокотать, и неистовая Лола сожрёт его живьём. Марципан ещё раз вздохнул и прислушался. Гроза не унималась. Уехать сейчас было нереально. Нужно было дождаться рассвета, когда природа успокоится, и уже тогда, незаметно смыться.
Марципан, не раздеваясь, прилёг на диван, повернулся на бок, подложил ладони под щёку и стал думать про Миллера. Если б Гриша был тут, с ним, он бы обязательно ему помог, подсказал выход из положения, он бы всё «разрулил»…
– Гриша! – жалобно позвал Марципан. – Ты здесь?
Но никто не отозвался. И он стал вспоминать…
Глава пятая
Съёмки на натуре шли до глубокой осени. Сначала в Ялте, потом вблизи города Калинина. Миллер уже тогда называл его Тверью. Окрестности Твери были необычайно живописны. Их лагерь раскинулся на безлюдном берегу Тверцы, одного из притоков Волги. Марципану запомнились даже не сами съёмки, а полуночные бдения у костра с весёлыми байками, анекдотами и жгучими романсами под гитару. После суровой холодной Москвы, Переделкинского угла, собачьего питомника он словно очутился на другой планете. Там были розовые рассветы и багровые закаты. У ног плескалась тихая река, а сами ноги тонули в золотом песке. Там на крутом берегу стояли корабельные сосны и молча смотрели на противоположный берег, на ромашковые поля, над которыми порхали стайки бабочек, «шоколадниц», «лимонниц» и прозрачно-голубых стрекоз.
Миллер во время съёмок всегда находился рядом. Неопытный Марципан был благодарен ему за поддержку. Свободное время они тоже проводили вместе. Купались, гуляли. Гриша при этом всё время говорил. Он постоянно рассказывал что-то, читал стихи, шутил. Жизнерадостному, но простоватому юноше было интересно с Миллером. Они общались на равных. Марципан
