показывал ему дороги Фьянея до того, как великий вожак хотя бы отчасти осознал свою силу. Фьяней был миром духов и вторых «я» кошек, – не миром снов, но таинственным лабиринтом, что вился между ними и миром яви. Ипанель лучше многих знал, что лишь особенные кошки могут входить во Фьяней по собственной воле. И некоторые становились настоящими мастерами движения между мирами, набираясь силы в мире полусна. Это относилось и к Сюзерену. Владыка Кошек превзошел своего учителя еще в юности, и теперь, понимал Ипанель, трудно было оценить способности Сюзерена. Трудно было даже вообразить, как далеко он может зайти в своем страстном желании мести.
Ипанель был грозным учителем – свирепым и требовательным. Хотя он был уже очень стар, мало кто решился бы поссориться с ним. Его боялись и уважали при дворе; он имел даже больше власти, чем главнокомандующий армии Са Мау. Сюзерен должен был прислушаться к нему.
– Стой! – приказал страж, когда шалиан подошел к внутреннему залу.
– Дурак, это я! – огрызнулся Ипанель.
– Прошу прощения, Мудрейший… но Владыка распорядился, чтобы никто не входил.
Прихрамывая, старый кот прошел мимо стража, и тот не решился его остановить.
– Ко мне это не относится! – прошипел шалиан, проходя под фигурой одноглазой кобры во внутреннюю палату.
Высшие жрецы напевали:
Тех, кто знает тайну Тигровых,
Тех, кто чувствует ярость Са Мау…
Ипанель протолкался сквозь кольцо жрецов.
– О Владыка, я должен немедленно поговорить с тобой! – воскликнул он, тяжело дыша и склонив голову.
На соблюдение правил вежливости времени не было – Ипанель должен был остановить это безумие, пока не стало слишком поздно.
Напев тут же утих. Высшие жрецы застыли и уставились на шалиана.
Сюзерен сидел неподвижно. Потом, не поворачиваясь к старцу, заговорил:
– Ипанель, ты мой старый учитель…
– Владыка, прости мою дерзость, но я настаиваю на том, что ты не должен открывать те ворота! Твое намерение нарушает законы природы. Мы победим Тигрового, мы захватим его с помощью армии, с помощью следопытов и убийц. Но не так…
Сердце шалиана колотилось о его старые ребра. Фьяней продолжал взывать к нему, нашептывая, как всегда, его имя… Но сквозь голос полусна до ушей Ипанеля доносилось и нечто другое. Шалиан ощущал, как на него надвигается холод. Это была смерть, и шалиан это знал. Как долго еще она будет маячить за его плечом, выжидая?
– Ты меня не остановишь! – прорычал Сюзерен. – Или ты думаешь, что долгие луны высокого положения защитят тебя… что тебя защитит твоя служба на благо Са? Тебе бы следовало понимать лучше. Твои уроки научили меня ненавидеть Тигровых сильнее всего на свете. Твоя служба научила меня презирать жалость как слабость.
– Я не советую прощать, мой лорд, – заверил его шалиан. – Старые раны никогда не заживут – вот что мы всегда говорим, вот во что мы продолжаем верить.
Ипанель
