style="font-size:15px;"> – Нет, Виктория Евгеньевна. Как хотите, но Бальмонт, это лучшее, что случилось в русской поэзии. За исключением, может быть, Пушкина.
Поручик Владимир Ергольский, молодой человек двадцати семи лет, усмехнулся в тонкие усики.
– Вообще, мне странно защищать Бальмонта (он произносил его фамилию на французский манер, с ударением на последнем слоге) перед девушкой. Мне всегда казалось, что львиную долю его поклонников составляют именно дамы.
– Почти все мои подруги были буквально влюблены в него. Одна даже говорила, что отравится, если он не ответит на её письма. Правда, вскоре она очень удачно вышла замуж за владельца нескольких шахт, родила трёх чудесных малюток и среди бесконечных пелёнок, краснушек, нянек, отрыжек, быстро забыла и себя, и Бальмонта. Но я… Бальмонт никогда не интересовал меня.
Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог,
Одному – мои стоны, и другому – мой вздох,
Одному – мои крики, а другому – мечты,
Но вы оба велики, вы восторг Красоты.
– продекламировал Ергольский. – Это… Это прекрасно.
Он взмахнул от избытка чувств рукой.
– Зачем вы пошли в армию? – вдруг спросила его Вика. – Это же не ваше. Я вижу.
– Родина в опасности. А в такое время каждый должен забыть о себе и сделать всё, чтобы спасти отчизну.
Он говорил это просто и искренне, будто рассказывал, что ухаживает за больной матерью.
– В этом нет ни геройства, – продолжал он, – ни повода для гордости. Это даже не долг. Для меня это так же естественно, как дышать, как моему сердцу естественно качать кровь.
– Большевики, эсеры, анархисты, все они тоже считают, что спасают Россию, – осторожно заметила Вика.
– Переделывать мир и спасать Родину – очень разные вещи.
Они встречались уже около недели. Прогуливались по улицам и в городском саду. Были один раз в синематографе. С самой первой минуты их знакомства Вика делала всё, чтобы влюбить в себя Владимира. И сейчас, после нескольких встреч, она знала, что может вертеть Ергольским как хочет.
Они проходили мимо крепкого краснокирпичного здания вокзала. Вика остановилась, глядя на переплетение рельсов, вереницы вагонов, похожие на виселицы, стояки для заправки паровозов водой.
– Представляете, до революции у нас были соседи, которые каждое воскресенье после церковной службы ходили на вокзал и провожали поезда, – сказала Вика. – Махали вслед перчатками и платками, посылали воздушные поцелуи (в семье было пять дочерей). Просто так, ни за чем. Такое вот маленькое семейное сумасшествие. Причём во всём остальном они были совершенно заурядные людьми. До скучного заурядные.
– Это вы к чему? – внимательно глядя на неё большими, опушёнными густыми ресницами, глазами спросил Владимир.
– А пойдёмте-ка тоже на поезда смотреть.
– Ну, если вам так хочется…
Они прошли сквозь пустынное и гулкое здание вокзала и вышли к путям.
Для
