style="font-size:15px;"> Мать вновь вздыхает – Ох, и получается!
– Даже слишком хорошо, – произносит она. – Но это не значит, что из тебя получится артист.
– Почему?
– Ты не играешь роль, ты просто погружен в себя и не замечаешь никого вокруг.
– Я думаю, – серьезно объясняет Сережа.
– Обязательно нужно думать посреди комнаты?
– Просто мысль пришла как раз, когда я шел.
– И на улице тоже остановишься посреди дороги и станешь, скрестив руки, как Чайльд Гарольд?
У Сережи моментально просыпается интерес. Если бы взрослые дали себе труд присмотреться к сыну, с тем чтобы что-нибудь узнать о нем, а не смотрели бы на него как на странного «заторможенного» ребенка, которого нужно обходить, идя к себе в спальню… Если бы они обратили хотя бы немного внимания на то, что он говорит, а не относились бы к его словам как к болтовне и сотрясанию воздуха (что может сказать этот сопливый малец?) … Если бы…
Если бы такое чудо чудное и диво дивное произошло, то они бы поняли, что он говорит вполне осмысленные вещи, и что, слушая его, можно понять, чего он хочет, о чем думает. Тогда не надо было бы щелкать пальцами у него под носом, а достаточно было бы просто произнести что-нибудь интересное, небанальное – и он сразу же заинтересуется. Но Мать упомянула Чайльд-Гарольда совершенно случайно – просто потому что ей – весьма начитанной даме – пришла на ум такая ассоциация.
Ах, если бы они присмотрелись, они бы заметили, что он вовсе не «вечно сонный», как полагает Отец (который видит его ровно полчаса в день, и то не каждый), а напротив – у него темперамент – будь здоров! Но он скрыт внутри, а не выплескивается поминутно, как у родителя, и поэтому он считает его лишенным темперамента: ведь каждый судит по себе. Хотя нет на свете ничего глупее этого…
Если бы только они присмотрелись… Но где там: они варятся в собственном соку.
– А кто такой Чайльд Гарольд? – «сонный» ребенок моментально оживляется – «сон» сразу слетает с него. И не сонный он вовсе – просто он любит думать…
– Это персонаж поэмы Байрона, – объясняет Мать. – Такой весь романтически задумчивый. Стоит на берегу, смотрит вдаль. И никого вокруг не видит.
– И глаза такие, с «волокитой», – добавляет только что вошедший в помещение Вова.
– Остряк-самоучка, – отвечает Мать.
Это – одна из ее излюбленных фраз, и не сказать, чтобы удачная: согласитесь – это обидно. Вова пошутил, причем, неплохо, находчиво и с юмором обыграв слова, а в ответ… Ушат ледяной воды – если не чего-то похуже.
– Это Лера так говорит, – объясняет Вова, и зря он это делает. Потому что Мать, задержав на Вове взгляд, саркастически (сарказма вообще многовато в этом доме) произносит:
– Понятно.
– Что тебе понятно? – раздражаясь, спрашивает Вова.
– Так, ничего.
– Вот
