умоляю его сходить к ма-де-санту[33] – она будет плясать под бой барабана и погрузит его в транс, чтобы он смог вернуть себе себя. Но он говорит: «Я не хочу, чтобы из меня ушла Аврора».
Будто лосось, пробивая себе путь против течения отцовской печали, я возвращаюсь к себе в комнату. Лососи тоже полуфэйри. Они сражаются с течением в надежде спасти свою розово-оранжевую, коралловую плоть, отважные, как цвет розы.
Я знаю чары, которые могли бы починить отца – починить его кем-то новым. Мама́ говорила, что если надушиться примулой, привлечешь к себе первого, кто окажется рядом, как гвоздь к магниту.
На фабрике, где я работаю, есть целая бутылка масла весенней примулы. Туристы специально приезжают к нам, в Сальвадор, покупать зеленые свечи, если не хватает денег, и голубые – для прибавки здоровья. Желтые исцеляют раненую дружбу. Но масло примулы мы бережем для тех немногих красных, что для страсти, – они стоят дороже всего и к ним в комплекте идет письменное предупреждение. Когда льешь примулу в чан с воском, надо надевать маску и перчатки.
Я выбрала подругу, Шани, чтобы помочь папа́ забыть мою мать. Шани – вдова, мы вместе работаем. Ей сорок, вдвое старше меня, но пляшет она чуть ли не лучше всех в карнавальной процессии. Муж ее был красивый ныряльщик, он мог по три минуты не дышать под водой – всякий раз думаешь, вдруг он там жемчужину нашел. В общем, как-то раз он не всплыл. Черные волосы Шани всегда сияли, словно водопад, но теперь потускнели. Раньше она носила такие длинные, качающиеся серьги, но сейчас ей все равно. Я, бывает, кричу через весь цех: «Ша-а-а-а-ни-и-и!», – а она иногда даже глаз не подымет.
Я украла с полки примулу. Бутылочка была маленькая, синего стекла, с пробкой. Я ее сунула в сумочку – соломенного аллигатора – и пущего праздника ради (есть во мне мамина искорка, признаю) намешала красной и синей краски в чан с воском, так что получился запретный пурпурный. Шани захихикала и присоединилась. Я как раз разукрашивала белые свечи полосками, когда ворвалась наша начальница, Долорес, и задала странный вопрос:
– Тереза Сильва! Ты что творишь?!
– Художничаю, – честно ответила я.
– Пурпурный – для ревности, и не говори, что ты этого не знала! – завопила она. – И потом, почему на тебе нет сетки для волос?!
– Потому что она уродская, – объяснила я.
Другая причина заключается в том, что она похожа на рыбацкую сеть, в которую отец поймал мать, но эта карга, пожалуй, обойдется без сводок из моей личной истории.
– Пурпурный еще означает королевское достоинство, – встряла Шани.
– А ты утихни! – бросила Долорес.
– А ты оставь мою подругу в покое! – сказала я.
Сами видите, с чем приходится мириться, чтобы заработать себе на пропитание.
Волосы у Долорес оранжевые и измученные краской, а тело так и прет наружу из тесной одежды, будто велосипедные шины уложили штабелем, а сверху еще жирную голову приделали. Родинка
Ма-де-санту (
