с гробом и потащились на указанный погост, благо находился он недалеко, за два квартала от больницы.
Собирались обратиться в кладбищенскую контору, но у ворот увидели большой плакат, на котором было написано: «Дмитрий Пятаков, 15 участок, могила №17».
Пошли туда, увидели свежий холмик с табличкой «Горохова В. К.»
– Здесь тётка какая-то, – сказал знакомый Димы.
– Видно, братская могила, – догадался другой. -Кто ему табличку-то ставить будет? Один-одинешенек.
– Да-а, – тяжело и скорбно вздохнул Редькин. -Вот же жизнь наша. Был человек и нету. Одна глиняная горка. Куда же гроб-то теперь девать?
– Отнесем в контору, пригодится, – сострил кто-то.
На эту шутку никто не рассмеялся.
И тут, господа, что-то внутри меня щелкнуло. Я сначала и не понял что. А потом вдруг вспомнил – почерк-то на табличке, что стояла у кладбищенской конторы, Димкин. Ну точно, видел однажды, как он писал заявление на материальную помощь. Конечно, я никому ничего не сказал.
Петр Захарович произнес над могилой проникновенную речь, от которой сам немного прослезился. А потом пили в каком-то кабаке до черного дыма. Все вспоминали Диму самыми добрыми словами, говорили каким отзывчивым, умным, но неординарным он был. Да, неординарным, но все гении такие, этим они и отличаются от серой, безликой массы. И как пуста теперь без него земля.
Утром меня вызвал Редькин. Мы обсуждали с ним текущие дела, когда в широкое окно кто-то постучал. Кабинет начальника находился на первом этаже, хотя многие руководители всегда стремятся забраться повыше. Но Петр Захарович страдал акрофобией – боязнью высоты.
Да, господа, в окне улыбалась физиономия Димы Пятакова. Он показал язык, состроил руками рожки и исчез. Ну я, понятно, не очень удивился. А вот Редькин схватился за сердце и от ужаса закричал на всю контору. Я тут же достал из шкафчика бутылку коньяка, влил в начальника полстакана. Он хрипел и булькал:
– Что, что это было?
– Где? – сделал я удивленный вид.
– В окне.
– Птица, наверное.
– Пти-ица, – выдавил из себя Редькин. – А мне показалось, что… Пятаков.
– Водку вчера в кабаке несвежую подавали, мне сразу не понравилась.
– Во-одку, – эхом повторил начальник и самостоятельно уже опрокинул целый стакан.
Я вышел из кабинета и из соседнего окна выглянул на улицу. На углу стоял Дима и махал мне рукой. А через мгновение пропал. Навсегда. Больше я его никогда не видел и не слышал. Возможно, развлекает народ уже в другом месте. А что, понять его можно. Вся наша жизнь – это борьба со скукой и каждый это делает по-своему.
Черная кошка
Ну с кем такого не бывает – идешь, а дорогу перебегает черная кошка? Наглая такая, облезлая. И у тебя сразу включаются тормоза – стоп, путь закрыт! Нет, понимаешь, конечно, что все эти приметы – язычество, пережиток прошлого,
