говорится о Ломакс, – сказала Барбара. – Они не заметили этой связи. Как и детектив Пажье. В ее отчете об этом тоже ничего нет.
– А почему в этих отчетах должно упоминаться о Ломакс? У них же не было еженедельника. Но даже если б он попал к ним в руки – связи все равно никакой нет. – По голосу было понятно, что Ардери уже на пределе. Она как бы предупреждала своим тоном, что дальше давить не стоит. – Все расследовали самоубийство в полицейском участке, сержант. Точка. А вы что, пытаетесь придумать дело, в котором Ломакс – по неизвестным причинам – забралась в полицейский участок с, предположим, Нэнси Сканнелл? После чего вдвоем придушили Дрюитта – по никому не известной причине, – повесили его на дверной ручке и оставили умирать? Помимо того, что отсутствуют мотив и какие-либо доказательства этого, как они могли это сделать? Может быть, именно они спланировали все эти ограбления, которыми занимались патрульные офицеры? Или одна из них изменила голос и позвонила, сообщив о педофилии, а потом связалась со своей подельницей, когда Дрюитта доставили в участок, каким-то образом скормила ПОПу снотворное снадобье, добытое у местного аптекаря, практикующего магию, а все остальное произошло после того, как ПОП заснул и позволил им довершить свое злое дело?
– Он-то как раз хотел, чтобы все осталось в тайне, вот в чем дело, – настаивала Барбара. – Поэтому и не мог никого впустить в участок в ту ночь. Поэтому никто ничего не мог сделать с Дрюиттом, пока Раддок делал свои звонки в пабы из соседней комнаты.
– Значит, теперь мы говорим о заговоре с участием Рабии Ломакс, Нэнси Сканнелл и городского полицейского общественной поддержки. И все это подтверждается лишь случайной фотографией улыбающихся людей перед планером?
Барбара ощущала разочарование старшего суперинтенданта и хотела объясниться. Она хотела сказать ей, что они с Линли всегда исходили из того, что возможно ВСЁ. И не бывает таких вопиющих вещей, на которые не стоит обращать внимания, поскольку все, что касается убийства, достаточно вопиюще само по себе. То же самое касается и вещей невозможных. Или немыслимых. Или якобы необъяснимых. Линли был таким хорошим копом потому, что никогда ничего не пропускал мимо себя. Он никогда не был работником, для которого главным было совершить арест, чтобы можно было вернуться домой к ужину. А вот Изабелла Ардери, кажется, все больше и больше становится именно такой. Правда, думает она не об ужине, а кое о чем другом; Барбара уже успела это заметить. Более того, она могла – даже сейчас – ощутить это в воздухе.
– Да, кстати, – продолжила суперинтендант, – а вы что, уже отказались от предыдущей версии о ПОПе, его пассии и таинственном незнакомце, который проник в участок, пока они кувыркались на парковке?
– Командир, – ответила Хейверс, – просто…
– Послушайте, сержант, так больше продолжаться не может. Я готова переговорить с этим Финнеганом Фриманом – кем бы он там ни был, – но не более. Я соглашалась со всем, о чем вы говорили, но лишь до известного предела.
– Просто, когда вы показали мне фото, я подумала… – начала Барбара.
– А
