спросила:
– Ну, как ты себя чувствуешь?
– Очень пл, – не договорил Николай до конца, слово «плохо». Он не хотел огорчать любимую.
– Я чувствую себя вполне сносно, – добавил он и попытался улыбнуться.
– Давай поставим тебе иголки, – предложила Евпраксия.
– У меня руки с того раза исколоты. Поставь иголки на ноги, я показывал тебе, куда надо втыкать.
Она достала из саквояжа коробочку с золотыми и серебряными китайскими иголками, сняла с мужа ботинки, носки, и стала осторожно втыкать в подошву правой ноги серебряные иголки, а в подошву левой ноги золотые. Она знала, что иголки должны проколоть кожу не глубоко, чтобы не текла кровь.
И действительно, больной почувствовал облегчение. Он даже сел на диване, озираясь по сторонам мутными, ещё до конца не просветлевшими, глазами. Иголки жена собрала в коробочку и сунула её обратно в саквояж.
– Серёжа уже уехал? – Спросил Николай Николаевич.
Павлик и Глеб почти хором сообщили, что уехал. Они обрадовались улучшению самочувствия отца. Мальчики всё это время, пока отцу было плохо, вели себя тихо, видимо, переживали. По-своему характеру они были подвижными и шаловливыми детьми.
Евпраксия дала больному выпить микстуру, которую приготовил друг семьи, хороший врач, тоже живший в Петрограде. Микстура снижала температуру. Выпив её, Николай откинулся на спинку деревянного, вокзального дивана, и закрыл глаза. Жена озабоченно смотрела на него.
– Коленька, тебе стало легче?
– Да, Планечка, только голова кружится. Но это пройдёт, я знаю. Выпить бы чего-нибудь кисленького. Может, купишь здесь какого-нибудь соку?
На вокзале всю ночь работал буфет, и Евпраксия встала в очередь, чтобы выполнить просьбу мужа. В это время с дивана напротив подошёл бородатый, хорошо одетый низенький человек и обратился к Николаю:
– Уважаемый, дайте закурить.
При этом он близко наклонился к больному, словно тот плохо слышит.
– Извини, не курю, – ответил Николай.
Мужичок как-то быстро юркнул в сторону и исчез в толпе прибывающих на вокзал пассажиров. Когда Евпраксия вернулась с купленным соком, то муж попросил её вновь повторить процедуру иглоукалывания, но коробочки с иголками на месте не оказалось.
– Это, наверное, тот дядька иголки украл, который просил закурить, – предположил Павлик.
Сержпинские с возмущением стали обсуждать это неприятное происшествие. Они не могли понять, как вор ухитрился достать незаметно из саквояжа коробочку.
Евпраксия даже заплакала.
– Что за люди эти воры. Работать не хотят, так и смотрят, где бы стащить что-нибудь.
Она вытерла платком слёзы и, успокоившись, произнесла:
– Ладно, бог его накажет. Всё в этом мире не остаётся
