через Ладожское озеро в тыл. Ленинград к тому времени уже был в блокаде. Наверно, это был конец сентября. На Ладоге уже штормило. Разместили нас по деревням. Кого в домах у жителей, кого в зданиях клубов. Мы оставались в своей форме. Звездочек с пилоток не снимали, но ремни были отобраны. Относились к нам нормально, но особисты через день, а то и каждый день нервы трепали. Как, да с кем, да что, да почему не застрелился? Да видал ли немцев, да разговаривал ли с ними? Понимаете, вот такую ерунду. Следователи периодически менялись. Всякое бывало, и по морде получали. Все в зависимости от того, какой следователь попадется. Проверку закончили где-то в декабре, после освобождения Тихвина. Нас переодели в зимнее обмундирование, в теплые бушлаты. И отправили под Малую Вишеру во Вторую ударную армию.
Номер части я уже не помню. Нас как пополнение разбросали по разным частям. Стал я снова пулеметчиком. Сперва вторым, а потом первым номером. Когда в январе 1942 года началось наше наступление на Любань, мы были во втором эшелоне. Потом из второго эшелона попали в первый, но где наступали, я сказать не могу: уже не помню тех названий. Наступали по глубокому снегу: по колено и даже выше. Маскхалатов и касок ни у кого не было. Брали какую-то деревню – потери были очень большие. Я много стрелял: не одну ленту выпустил, поддерживая атаку. Наши продвинутся метров на пятьдесят – залягут, потом мы тоже передвигаемся, занимаем новую позицию. Кроме нас двоих, в расчет входило еще 5–6 подносчиков. Когда стояли на месте, состав был постоянный, а когда шли в наступление – одного убьют, дают замену. Состав все время менялся. За этим командиры следили, потому что, не дай бог, пулемет остановился, все наступление захлебнется. Надо было смотреть в оба, потому что другой раз шли концевыми. Фланги открытые, и не знаешь, откуда ждать: то ли сзади, то ли с боку. Мы состояли в пульроте, поэтому отдельные пулеметы перебрасывали сегодня в одно место – завтра в другое. В основном наступали в стороне от населенных пунктов. Нам выпал такой участок, что все болото, болото, лес. В тех боях был убит мой первый номер. Пуля ему попала в переносицу, влетев в прорезь щитка. Наверно, снайпер. Так я стал первым номером, а на второй номер дали другого. Вообще-то пулеметный щиток много помогал: защищал от пуль, от осколков. Сам «максим» – отличная вещь. Мне, например, очень нравился. Единственно только: чтобы не было перекоса патрона. Однажды я попробовал с ручного пулемета, но мне не понравилось. Вот сколько я был с «максимом», у меня ни разу не было отказа. Потому что перед боем люди отдыхают, а ты проверяешь. Каждый патрон в ленте, чтобы не было перекоса, чтобы ровно они были, как по линеечке. Проверишь – и тогда спокойно утром в бой. У меня было четыре коробки с лентами. И все я лично снаряжал. Патроны использовались только обычные, со свинцовыми пулями. Другие не поступали. Брезентовые ленты тоже не подводили. Правда, когда она намокнет, то потяжелей: тогда старались короткими. Дал патронов с десяток и остановился. Проверил, проверил. Опять дал десяток
