на его коленях. Мартин тут же среагировал, и мои учебники плюхнулись с парты на пол, издавая звонкий хлопок. Тогда я выхватила его портфель, перевернула его верх тормашки и начала вытряхивать оттуда все содержимое. На пол с грохотом выпала стеклянная бутылочка, заполненная водой. Она упала прямо на мои ступни, поэтому не разбилась, но а мне было так больно. Потом посыпались его тетради, учебники, линейка, циркуль, рисовальный альбом, куча булочек и еще что-то там. Не помню. Мартин в ответ хотел выхватить мой портфель. Что бы защитить свое имущество, я тут же села на свой ранец. Тогда разъяренный Мартин взял мой пенал и швырнул его что есть силы прямо перед собой. Пенал пронзительно взвизгнул, врезался в грифельную доску, разлетелся на две части и все карандаши рассыпались по полу как разноцветные палочки. Тогда я в ярости схватила его стеклянную бутылку с водой и со всей дури пульнула его назад через плечо. При этом яростно глядя в его обнаглевшие глаза. Тут мы сцепились не на шутку. Я уже впилась ногтями в его лицо, как вдруг услышала позади себя громкий плачь и вдруг такой гам обрушился на весь класс. Я обернулась и тут же поняла смысл поговорки, что беда не приходит одна. Моя мама часто ее говорила, но я как-то не придавала ей значения. Только теперь, лицезря открывшуюся передо мной картину, я поняла, что это значит.
Поначалу я вообще ничего не могла разглядеть и понять. Дети носились по классу как муравьи на пригорке. Все кричали, хватались за головы. Показывали на лоб, потом на нос. Повсюду слышалось: «Кровь! У нее кровь!». Плотная толпа образовалась на задней парте. И даже если бы я захотела, то ни за что не смогла бы туда протиснуться. Весь класс стоял на ушах. Повсюду ютились, толкались, кричали или даже рычали как дикие зверята. Плотная волна смешанных эмоций взмылать вверх к потолку и быстрой волной стала накрывать весь класс. И мне было не понятно, то ли дети ворошат накаленные воздух, пропитанный запахом гнева, растерянности и страха. То ли эти появившееся плотное облако в классе так действует на детей, что они носятся между тесными рядами как сумасшедшие кролики. Сквозь весь этот шум я отдаленно услышала голос Анны Сергеевны, которая прилагала все свои усилия и привычные методы, чтобы успокоить ребят, но ничего не получалось. Все так и кричали, и вопили, и носились, и петляли. Не знаю как долго продолжался весь этот хаос, только каким-то образом Анне Сергеевне все же удалось всех рассадить. Правда, кого-то пришлось прямо силой оттаскивать и сажать за парту. Вот тогда я смогла все разглядеть. На задней парте сидела мокрая то ли от слез, то ли от воды Алина. Лицо ее было пунцовым, то ли от слез, то ли от крови. Прямо на лбу, где начинали золотиться ее рыжие как пламя волосы, рдела кровавая рана. Я успела разглядеть ее, в тот момент когда Алина перевернув носовой платок сухой частью снова приложила его ко лбу. Она так ревела, что мне казалось, будто бы ее ноги лишили. Рядом с ней сидели две или три подхалимки и гладили ее по плечу, голове, спине и рукам.
