погоржельской гауптвахты к месту постоянной службы в городе Бероун. Совпадения и траектории движения и хода действий просто удивительные, с той только разницей, что за Карловым мостом кудейевский конвой двинул не влево в сторону Репрезентяка (Флоренции и Карлина), как швейковский, а вправо в сторону Национального театра (Новего места). И далее на углу Фердинандового (ныне Национального) проспекта и улицы На Перштине в знаменитом артистическом кафе «Унион» (увы, снесенном много лет назад) произошло примерно то же самое, что и в романном «Куклике». Винтовки со штыками ушли за вычеп, а с вычепа пришли стаканы и бутылки. И так гуляли туда-сюда целый вечер. Ну и понятно, что сокола в «Унионке» звали на Серабона, а иначе, Патера-Еувропа (Patera-Euvropa – именно так в рукописи Кудея, с лишним «u»). Все, естественно, закончилось тем, что незадачливую пару отяжелевших совершенно безнадежно конвоиров Кудей с дружеской помощью приятеля Лади Янчака (Láďa Jančák) кое-как затолкал в последний отходящий в ту ночь на Бероун поезд. И сам, конечно, влез, бережно храня при этом казенные винтовки и примкнутые к ним штыки. (См. комм. о заключительном аккорде истории – ч. 1, гл. 10, с. 135.)
См. также апокрифическую перекличку романных перипетий и россказней неистощимого Кудея в связи с историей о явке немощного на призывной пункт в инвалидной коляске (комм., ч. 1, гл. 7, с. 81).
В любом случае любопытно, что сюжет, возможно уже ходячий, с бухими конвоирами будущий автор «Швейка» примеривал и на себя лично. Так, упоминая о любви Гашека к самому бессовестному приукрашиванию сплетен о себе самом, Франтишек Лангер в книге воспоминаний (FL 1963, s. 82) приводит и такой уже послевоенный 1921 года эпизод одной беседы в пражском кафе:
«a on mě doplnil přehnanou historkou, jak byl do pluku přiveden zpět z Kyjeva eskortu, kterou vlastně musel vodit a řídit sám, protože se cestou v jednom kuse opíjela.
и он [Гашек] в свою очередь дополнил мой рассказ совершено неправдоподобной историей о том, что конвой, который его вез из Киева в полк, он должен был вести и направлять сам лично, поскольку дорогой весь его состав напился вдрызг».
С. 127
В его штаны влезло бы еще три Швейка. Бесконечные складки, от ног и чуть ли не до шеи, – а штаны доходили до самой шеи, – поневоле привлекали внимание зевак. Громадная грязная и засаленная гимнастерка с заплатами на локтях болталась на Швейке, как кафтан на огородном пугале.
Очевидно, что часть воинского обмундирования, прикрывающую нижние конечности, только глубоко гражданский человек мог назвать штанами. Это брюки, форменные брюки. Слово «гимнастерка», бесспорно, военное, очень русское – это армейская рубаха, созданная на основе косоворотки и введенная в армейский обиход впервые в Туркестанском военном округе в 1880 году, когда на полотняную косоворотку, выдававшуюся солдатам для гимнастических занятий, прикрепили погоны и разрешили носить ее вместе с поясной и плечевой портупеей в строю и вне строя. В случае австрийской армии, как справедливо отмечал мой товарищ D-1945, речь все-таки, наверное, идет о блузе или кителе, полевом или форменном. Во всяком случае, этот предмет воинского
