тоже слегка, с достоинством. Монарх рассеянно, но приветливо здоровался со всеми. Львам хорошо был слышен его прекрасный, очень низкий голос – ни игры, ни притворства.
Кивком удостоверив свой дом, что более не намерен докучать им присутствием, монарх, выйдя из толпы – если подобным обидным словечком позволительно обозначать разнообразную общность лиц – вдумчиво пошёл прочь, вокруг гигантского, будто кус тающего иридия, львиного тела, вглубь вольера.
Несколько гвардейцев – точнее, трое, один из которых был очень высок, на голову выше прочих – сопровождали его, следуя в отдалении.
Властитель с военной свитой достиг львиной тропы, ведущей к небольшому озеру, и вскоре их силуэты потерялись во тьме.
Оставшиеся почувствовали себя освобождёнными, как дети, любящие своего учителя, но безмерно счастливые его отлучкой.
Помолчав, круг придворных разразился усиленным гулом голосов, а колокольчики звенели теперь без перерыва.
Разойдясь по двое, по трое, они скоро усыпали светлое местечко, как лунная рассада.
– Какие новости? – Благодушно спрашивал толстяк в куртке с подозрительным капюшоном и в спортивных штанах.
Он пристал к группке из полудюжины молодых и изящнее одетых придворных, затем покинул их и нагнал троих, шедших в стороне неторопливо и обменивающихся короткими репликами совсем уж тихо.
– Новости? – Переспросила черноволосая дама.
Она с лёгкой досадой переглянулась с мужчиной, у которого было ухоженное, но какое-то нечистое лицо. Костюм-тройка очень ладно облегал его фигуру с широкими плечами и длинными ногами.
– Да, да. Новости. – Спокойно повторил толстяк, и на мгновение его сиплый добродушный басок прозвучал так, что исключал всякую мысль о простодушии. – Беглец, мятеж, перемены… что там ещё? Вы об этом что-нибудь слышали? А, Фортунатий? Чего ты молчишь, любимчик?
Мужчина-тройка не выказал и толики того неуютного желания оглянуться через плечо, которое не смогли побороть ни дама с чёрными волосами, ни её спутник – мрачный парень с острым умным лицом.
Правда, проделали они это неприятное движение по-разному: остролицый явно с намерением убедиться, что прочие находятся вне слышимости. Что касается дамы, она откровенно испугалась, хотя трусихой не выглядела.
– Перемены, значит? – Взвешенно и врастяжку повторил Фортунатий. Холодные маленькие глаза его, проделанные наспех уже тогда, когда красивое лицо с совершенно прямой линией высокого лба и сурового носа, с великолепными губами и выступающим подбородком, было закончено, блестели мутными льдинками в луже.
– Да, да. – Невозмутимо проквакал толстяк. – Они самые!
– То есть, мой старый добрый – я надеюсь – недруг Прото, ты разумеешь состояние, при котором верхи не могут управлять по-старому, а низы начинают неудержимо сплетничать о верхах?
Дама
