расположена именно там, где город ещё дышит горным воздухом в ветреные дни. Там ещё галерея будет… мостки…
Ах, да, да.
Мы, как трёхлетки, простодушно сели на пол и поели из медвежьего мешка – он был неприхотлив, но разборчив. Откусывая с полкольца знаменитой колбасы, которую вполне можно было, не обидев, поделить с лучшими друзьями человека, я выразил ему благодарность. Он невнятно пробормотал, что его хлеб – мой хлеб, и прочее зажевалось нехалтурной работой прочных челюстей.
В последний раз передав ему на одну шестнадцатую полную манерку, я спросил, есть ли кто-нибудь, кто его оплачет.
Он торжественно кивнул – такие разговоры были ему по душе.
– Нету. – Добавил он и посмотрел в сторону.
– Значит, ты свободен?
Медведь озабоченно помотал башкой.
– Меня это не радует. А ты, – наставительно продолжал он, – разве не понимаешь, что человеку нужно о ком-то заботиться?
Я так понял, что про Патерполис он напрочь забыл.
– Да… – Протянул я, показывая, что я и впрямь задумался об этом.
– Ну и?
Я жестом попросил его упрятать флягу, ибо нам необходимо беречь сей сосуд.
– Я бы мог…
У него глаза загорелись. Найдя в себе силы смолчать, он ждал. Поймал меня.
– Я – человек долга. – Начал я. – И мог бы… ну, ты понимаешь… только из чувства долга. Я всё делаю из чувства долга.
Он рассердился.
– Это не делают из чувства долга.
– Да?
– Это происходит.
– Ого.
Он понял, о чём я бы мог спросить, и уныло принялся оправдываться:
– Это не то.
– Адреска не прописала? – Соболезнующе молвил я.
– Не прописала. – Ответил он с таким похоронным видом, что мне даже стало не по себе.
Я вспомнил дивную тварь с нежными пальцами и сияющими серыми глазами, её серое платье с блеском, а серебряная игла была зашпилена у меня в непроницаемом для уколов кармане.
– Вижу что-то у тебя в глазах. – Честно сознался он.
Я огрызнулся:
– Так отвернись, гадёныш, папа стесняется.
Он подтащил ко мне своё щедрое тело, как телегу – мы лежали по форме вольно расстегнись, и – шнырь – в глаза мне с близкого расстояния.
– Не дыши. – Грю. – Или я начну звать на помощь.
И я довольно убедительно постонал, выдерживая его пристальный взгляд.
– А по долгу, значит, мог бы? – Сказал он на это и, наконец, отодвинул телегу.
– По долгу – запросто. – Отрезал я.
И вижу – у него задвигались уши. Я рывком приподнялся, во рту пересохло – хороши мы, дружки.
Штафирка и расчёску бы не успел достать, а мы уж затаились в кустах
