style="font-size:15px;"> Его там не было – Августина.
Куда он делся? И в кухне нет, и в ванной комнате. На стиралке лежал разбитый телефон, а деньги пропали, и джинсы с рубашкой, и пальто с вешалки.
Марта вернулась в комнату, бездумно села в кресло. Воздушное волшебное ощущение бытия исчезло, как будто никогда и не появлялось, не было пока и отчаяния.
Существовал ли вообще этот парень? Ну вот же – аккуратно застеленный пледом диван, смятая подушка, стакан с водой на столике. Сбежал, значит.
И тут она расплакалась, всхлипывая и повторяя «сбежал, сбежал», и почему-то это бегство казалось ей страшнее предательства Мишеля, которого она любила много лет.
Щёки горели от стыда за себя – сумасшедшая, дура какая! – от того, как с нею поступили: жестоко, некрасиво. Нельзя так! «Нельзя же так с живым человеком», – причитала Марта, раскачиваясь в кресле, до синяков сжимая плечи скрещенными руками. Горше и жальче всего было чувство невыносимой потери не «Августина», нет, а собственной лёгкости, крылатости, подаренной незнакомцем, спасшей её в эту предновогоднюю ночь, в её сорокалетие.
Слёзы не кончались, текли, горячие – жгли глаза, размывали мир до акварельных разноцветных пятен. Голова наливалась тяжёлый болью, в затылке гудело, словно по нему с размаху ударили кулаком. Марта машинально взяла градусник, сунула под мышку и вздрогнула, когда он запищал, взглянула равнодушно: температура за сорок. Хорошо, таблетки купила.
Громко, пронзительно заверещал мобильник.
«Мама! – крикнула Марта. – Не приезжай, мама, у меня грипп!» – и она выронила телефон из рук.
Мой нереальный Августин, Августин, Августин,
Я жертва чьей-то жадности и слепоты…
2
Гримёрка больше обычного завалена цветами. Ну два, три букета, а тут столько! Зрители откуда-то узнали, что у актрисы день рождения, и расстарались.
Голова кружилась от ароматов, но Марта с удовольствием разглядывала зимние розы – бордовые, кремовые, белые.
Как хорошо, что она не ушла из театра. Мишель неожиданно уехал, бросил труппу. Новому режиссеру не нравилась постановка «Августина…». Он хотел закрыть спектакль, Марта отговорила: как-то сразу нашла с ним общий язык, убедила, что главная история тут – как раз судьба женщины. Да, пусть проститутки, которая спасает своего возлюбленного. А что Августин? Весь спектакль его переносят с места на место – пьяного.
Марта наконец оставила цветы в покое, села за столик перед зеркалом, намочила эмульсией тампон и принялась снимать грим.
В гримёрку заглянула Наташа – та самая, её Мишель тоже бросил, а они без него нежданно подружились.
– Смотри, Марточка, ещё целая корзина! Особенная, с подарками. Эх, жалко, что ты не хочешь праздновать день рождения, – прямая, открытая Наташа тактичностью не отличалась, – напились бы сейчас! – она потянулась всем телом так, что хрустнули косточки. – Слушай, год прошел, а как всё
