печали сада.
ночью – тишины.
Снежный свет
«В преддверии снега…»
В преддверии снега,
в предвестии света —
безветрие поля,
предсмертие горя.
Морозы всю свежесть
и розы всю нежность
развеют по ветру
и верному сердцу.
Раскинутся дали
грядущие сами,
минувшие – с ними
под куполом сини.
И будет покоя
раздолье и воля.
Всевластие снега
и царствие света.
«Любимая проснулась. Нежность…»
Любимая проснулась. Нежность.
А за окном – снега, снега.
Всегда бела снегов безбрежность,
и нежность пламенна всегда.
И эта нежность в круговерти
все закружила – синеву
и белизну, и без усердья
рассвет явила наяву.
Напротив солнца – камень лунный
глядит, как зеркало, в него.
Улыбок, вздохов, взглядов руны —
не зазеркалья торжество!
Разлейся золотою негой,
о, поцелуй живой зари —
разлейся светом ты и снегом,
которым льются ноябри.
«Как первый снег, еще не отличимый…»
Как первый снег, еще не отличимый
от капелек, уже не отличимых
от первых нас целующих снежинок,
нисходит нежность, белая в ночи —
в таком простом, в таком нежданном платье,
в таком волшебном платье тишины,
и улыбается: нечаянно – так снег,
так первый снег нежданно осязаем,
как поцелуй, растаявший в руках,
не на устах еще запечатленный,
пока еще – обещанный устам.
Вот первый снег, навеки различимый
кристальностью снежинок дождевых,
вот капельки снежинок на устах!
«Любимая – рядом. Во сне…»
Любимая – рядом. Во сне
могу я быть нежным и слабым.
Мне нравится, что в тишине —
что в нашей с тобой тишине —
могу я быть истинно храбрым,
быть истинно – слабостью – храбрым,
когда ты так жмешься ко мне.
За окнами – города луг,
ноябрьская серая хмурость
и марево будущих вьюг,
моря милосердные вьюг,
в которых волнуется мудрость,
волнуется честности мудрость —
для воздуха чистого плуг.
Я – рядом, любимая. Спи.
Поведай своим мне дыханьем,
что видишь сейчас
