пропуска. Имеется предположение, – добавил Хэпи на тон ниже, – что он неудачно вышел на фото.
Руфус, казалось, его вовсе не слышал:
– Да, конечно, – зловещие тени исчезли, уступив место улыбке. Не переставая смотреть в глаза Гордаса, он отдал находку. – И кстати, приятно познакомиться.
– Да ничего приятного, – отрезал Гордас, зажав пропуск в руке. Он демонстративно отвернулся, направив свой ходульный шаг в противоположную сторону.
Руфус вопросительно посмотрел на удалявшуюся фигуру, а потом на Азраила.
– Роль не удалась, – пожал плечами тот.
Хэпи согласно кивнул и отправился следом за Гордасом.
Догнав того уже в коридоре, он заметил с укором:
– Боги так себя не ведут.
– Откуда ты знаешь, как ведут себя боги? – в голосе Гордаса сквозило явное раздражение.
– По крайней мере, эмоциям они подвержены меньше, если подвержены вообще.
– Постоянно вижу этого типа. Он словно поселился внашем театре. Чего он ошивается вокруг Азраила? Поклонник?
– Друг, – лаконично ответил Хэпи.
– А ты, как обычно, больше всех знаешь? – резанул Гордас.
– Просто в отличие от тебя, я умею разговаривать с людьми, – спокойно пояснил Хэпи. – Если ты еще не заметил, мы все – в одной труппе.
– Ну и как зовут этого друга?
– Руфус, – Хэпи сделал серьезное лицо. – Никогда не встречал столь полноценной личности.
– Полноценной? – переспросил Гордас, ища в словах Хэпи оскорбление собственному достоинству. – Ага, а я, по-твоему, не… – внезапно он забыл, на что гневается, и замолчал, сорвав корону с черноволосой головы; готический крестик в ухе угрожающе закачался. – Может, ты тоже считаешь себя идеальным? У тебя нет недостатков?
– Хм… – Хэпи притворно задумался. – У меня есть особенности, недостатков не припомню.
– А, я понял, – усмехнулся Гордас, – завидуешь чужим ролям, герой массовки?
– Только твоей приземленности, да и то – иногда, – со вздохом отвечал Хэпи, перешагивая порог гримерной.
– Вот как?.. – Гордас хотел еще что-то добавить, но не нашелся.
– Что же с тобой творится?.. – аккуратно расстегивая камзол стиля пыльной старины с тяжелыми бронзовыми пуговицами, спросил Хэпи.
– Я не терплю соперников на сцене… – нехотя произнес Гордас.
– Но Азраил тебе не соперник, как не соперник он и мне, и всем нам вместе взятым. Тяжелая пуговица оборвалась. Звонко прыгая, она загремела по паркету и исчезла под столом, на котором в беспорядке лежали коробки театрального грима, лоскуты цветной материи, расчески, гребни, накладные бороды, усы, бакенбарды, парики и прочее.
Огромное, в человеческий рост зеркало, обрамленное витиеватым узором, отразило удивленное лицо Гордаса:
– Неужели
