Умирать пока не собираюсь. Время неподходящее.
– Что? Время? – рассеянно переспросил Руфус.
– Может быть, когда-нибудь мне повезет, и я умру на сцене. Умру в прекрасном кадре жизни.
– Роли, не жизни, – поправил Руфус, – есть разница. А что, в твоем прошлом нет таких сцен, в которых хочется остаться навсегда?
Азраил задумался, что-то припоминая:
– Есть, но это другое.
– Может, ты, Азраил, просто так думаешь, а подвернется та красивая, идеальная сцена, тебе и умирать не захочется? – Руфус был чрезвычайно серьезен.
Азраила это развеселило:
– Если я буду в ней задействован, захочется.
– То есть жить ради игры в единственной сцене?
– В сцене, что останется вечной, – кивнул Азраил.
Глава 5. «На бис желают кликать королей»
Когда за окнами ветхого здания догорал сытый красками день, и прохладный воздух тянулся к туману, а туман – к уставшему вечеру, в театре наконец стало тихо. Последний зритель взял последнее пальто из гардероба, и последний посторонний шаг на сегодня перешагнул порог. В театре остались только свои – актеры.
– Азраил? – позвал Хэпи, войдя в небольшую продолговатую комнату. Вдоль и поперек она была заставлена опорами, на которых висели вешалки с театральными костюмами.
Азраил сидел на самом верху приставной лестницы и не шевелился.
– Гроза пронеслась уж как три часа тому… – аккуратно вышучивая мысль, начал было Квентин.
– Сейчас идет в малом зале, – перебив его аккуратность, уточнил Хэпи.
– Ты нас оставил, бросил, нас забыл, – с обидой продолжал наступать Квентин, на ничего не отвечавшего Азраила.
– Но нам не отмолиться за тебя: на бис желают кликать королей, – вошел в роль и Хэпи.
– Не отмолиться? – задумался Квентин. – Смотри, это слеза, что по щеке его струится? – вдруг испугавшись своей рифмы, оборвал он на полуслове. – Ты что же, Азраил, ты же… – Квентин не мог договорить.
Хэпи изменился в лице:
– Кто-то умер? – Даже в такие моменты сарказм не отпускал его.
– Я актер, но прежде – человек. Иногда актер не в силах переиграть в себе человека, – холодно ответил Азраил. Его глаза блестели от слез. На лице проступала бледность, добавляя тонким чертам керамической хрупкости. – Увы, все живы, – улыбнулся он грустно.
– Что произошло, Азраил? – растеряв вдруг все оттенки поэзии, спросил Квентин. – Вальсам уже несколько дней как занят Солой, ее пьесой, но о тебе он думать не забыл, и ежечасно суетится: «где ты»? Ты долго будешь здесь еще скорбеть? Да и о чем тебе скорбеть? Хэпи пожал плечами, с упреком заметив Квентину:
– Ты что ж, поэт, ослеп? Перед тобой – влюбленный.
– Земного зренья мало для поэтов, – со вздохом оправдался тот.
– Полно упражняться в остроумии, – перебил Азраил.
Хэпи
