сильной карты?
– Да, это джокер. Вопрос только в том, хотите ли вы им быть.
– Хочу ли я быть шутом? – задумался Хэпи. Вальсам сделал вид, что не расслышал его слов.
– Впрочем, я могу рассмотреть ваше заявление об уходе», – произнеся это, он вышел из костюмерной.
– Джокер? – Хэпи не знал, то ли злиться ему, то ли прыснуть от смеха.
– Пойдемте к нему, – проговорила Сола вполголоса. Верти и Квентин переглянулись: подслушанный ими разговор лишал уверенности в действиях.
– Пойдемте же!
– Постой, Сола, – остановил ее Азраил. – Вряд ли Хэпи будет приятно узнать, что мы стали свидетелями его распри с Вальсамом.
– Тебе подарена златая нить, поэт! – по коридору застучали метражные шаги Гордаса.
– Умолкни! – крикнул на него Квентин.
– Да что вы, ей-богу, я все уже объяснил! Я чист и невинен!
– не замедляя шаг, оправдывался Гордас. Всего один поцелуй, и тот – в счет роли. Я пошутил. Сегодняшний инцидент объявляю исчерпанным! – Он подошел ближе.
Сола на его слова только зло усмехнулась и, резко развернувшись, ушла.
Верти недовольно посмотрел в сторону Гордаса, пригрозив крестом.
– Да что с вами со всеми! – закричал он обиженно. – Репетицию еле пережили, теперь боитесь на сцене оплошать? Стресс нервный?
На пороге костюмерной показался Хэпи. Верти, Квентин и Азраил подняли на него вопросительные глаза. И только Гордас недоуменно смотрел вокруг:
– Я что-то пропустил? – прошумел он.
Не говоря ни слова, Хэпи пошел по коридору вслед за Солой, путаясь в длинном старинном плаще, едва наброшенном на плечи.
– Что? – крикнул ему вслед Гордас. – Роль не по нраву?
Хэпи не ответил и даже не обернулся, но Гордас понял, что угадал.
Он самодовольно хмыкнул и отправился следом.
Незаметно подошедший Вальсам нежно произнес:
– Пора начинать. Готовьтесь. А где наш повествователь? Где Верти?
На месте, где только что был Верти, лежал крест.
– Верти, должно быть, уже на сцене, точнее, за сценой, – предположил Азраил.
Вальсам посмотрел на Азраила внимательно, своим особенным оценивающим взглядом, и ушел.
– Отчего он так на тебя смотрел? – В голубых глазах Квентина показалось любопытство.
– Не знаю… – рассеянно пробормотал Азраил, и словно в подтверждение того, что думает совсем о другом, спросил: – Ну что, Мирт?
Сложно сыграть чувство, если это чувство не актерское, а твое собственное? Квентин опустил глаза:
– Я сыграю.
– Сыграть – все равно, что прожить, – улыбнулся Азраил.
– Обижаешься на Гордаса?
– Он – мой лучший друг по пьесе, как можно? – с лукавством ответил Квентин.
Найт
