пройтись посредине темно-синей дороги, с подогревом. Машины над ней не летали, и почему бы ей, распаренная душем, эмоциями с сонными глазами не нарушить правила, в этот последний праздничный день?
Она знала: снег ещё неделю будет идти, всё таким же ровным темпом, стальным куполом накроет весь Район, – до нового года белое полотно будет служить праздничным антуражем, по заказу Районных властей. Закинув на плечи рюкзак, посреди дороги стояла, прикусив указательный палец. Давила, пытаясь притушить внутреннюю боль, посмотрев на то место, откуда ушла. Физическая боль – внутренний стражник, что сможет усмирить внезапно полыхнувшие эмоции, сделать бледным их окрас. Палец покраснел, когда отпустила его – кровь не пошла. Боль медленно растеклась внутри, эмоции рассеялись, расплылись, и она, наконец, раскрыла глаза, облегчённо вздохнув. Приступ ушёл. Можно идти.
Влажные волосы, расчёсанные пальцами, прикрывала шапка, натянутая в спешке, косо и, тонкие клочки выглядывали из-под её краёв. Куртка – настежь, под ней – серый свитшот, новые, но уже пожёванные штаны и коричневые ботинки…, а она никак не могла оторвать свой взгляд от места, как тюрьма, откуда, только что ушла.
Сперва, только выбежав из Клуба, она просто летела. Перед глазами видела одну единственную цель – добраться дома. На этом пути не было боковых ответвлений, буржуйских напыщенных двориков с вечно зелёными площадями, тесных лифтов, уносящие вперёд над крышами невысоких домов. Нужно следовать только указателей, куда выводит дорога улицы, дома на которой – как крепость, выстроенные вдоль.
Тогда, ей дышалось легко, и была довольна собой, что так продержалась, смело, покидая стены притона. Собрав свои деньги в электронный кошелёк, трудно было сдержать улыбку, скрыть радость, прощаясь с серыми лицами, которые теперь остались в прошлом.
«Пусть думают, что хотят, пусть меня проклинают, и вслед плюют, но я ушла, к чёртовой матери…, я это сделала», – думала про себя. Обиду решила не таить, пока воздухом дышится легко, – внутри и так слишком много мрачной заразы, что в минуты страха подползает к горлу, вспоминая ночи пыток. «Пусть останется на их совести», успокаивала себя. «Пусть они все живут в своём мраке…, у меня же цель другая – выйти на свет и пойти по дороге, вымощенная из добра».
Свою душу, что так требовала отмщения, успокаивала лишь тем, что это все игра. Она – актёр, за это свою плату получала, а то, что дёшево так продавалась, то это не её вина. И сама же – не шалава, а комок из плоти и нервов, в котором таится пламя любви. И она ею делилась и всем раздавала. Но одна беда – невозможно закрыть глаза. Там – старые картинки Ада, со сценами пыток. И так больно на душе. А ещё и рефлексы теперь сделали её, по меньшей мере – параноиком, оставили в награду расшатанную психику.
«А что, если боль – как наркотик и на неё здоровому можно «подсесть»? – внезапно настроение оказалось подпорченным этой мыслью. Но тут же нашла быстрый способ себя успокоить: «Боль не вызывает привыкание. Ты её либо любишь, либо ненавидишь». Но следом
