мыслями, то теперь – стояла, по несколько минут слушая настоящую музыку.
«Они же, в чем-то, похожи на меня», думала стоя, напротив. «Никто из них не клянчит деньги. Они просто дарят тебе гармоничные звуки. Искусство. Слушай и наслаждайся. А, что я? Нельзя же назвать порно искусством? Я хотела дарить любовь безвозмездно, как по природе и должно быть. А, получилось – стала рабом».
По тому тоннелю она ещё долго шла. Хоть он и был под землёй, ей же казалось, искусственная змея застряла там навеки, пасть раскрыла и умерла. Там, она остановилась, увидев себя, с другой стороны: лёгкие тени на глазах, бровь без кольца и губы чуть подкрашены помадой цвета крови, всё та же спортивная шапочка, чуть приспущена назад, и чубчик не стала ёжиком вверх приподымать, а оставила на бок. Постояв так пару минут, показав себе язык пару раз, поймала на мысли, если бы была мужиком или лесби, то припёрла бы к стенке такую, и запустила бы руку в трусы.
«Люди – существа эмоциональные. Кто-то любит глазами, кто-то ушами, кому-то нравятся запахи, а кто-то выбирает друг друга, пробуя на вкус», – думала, рассматривая себя. «Даже я сама себе сейчас нравлюсь. А всё потому, что не много потрудилась привести себя в приличный вид. Проявила уважение к самой себе».
Она получила то, что хотела. Зеркало показало именно то, что увидела утром, когда начинала свой чат. Оставив в покое своё отражение, решила-таки покинуть территорию внутренностей искусственной змеи и выйти на поверхность, где нет столько стеклянного шума, где много света, чуть больше тепла и серых уличных красок.
По дороге домой, успела снова зайти в свой любимый секс-шоп. На этот раз она не измеряла длину члена или ширину анальной игрушки, ей нужно ещё больше стимуляторов оргазма, снова смазка, снова мази и побольше кремов. Последний месяц – она там постоянный клиент. Даже не знала, хорошо ли это или плохо, но только сейчас она зачастила и узнала про специальную косметику, всякую кучу нужных и полезных, для здоровья, аксессуаров. А раньше думала: «Тут можно купить одни только члены, развратно-мазохистские причиндалы, а всякие ваши кремы – для слабаков».
Но свои проблемы она оставила в интимной комнатушке, в которой начала работать.
В первую очередь, она не понимала, что ей нужно изображать, кого играть и кто тот зритель, с другой стороны экрана. Ей важно было понять психологию людей, что они ищут, что больше возбуждает, и на какие трюки ведутся. Её же жанр, хоть и жестокий, но более прост. По-всякому приходилось выкручиваться и терпеть разную боль, но всегда шныряли те, кто приостановит сьёмку, кто подскажет, что кричать и как, а вокруг всегда были те, кто орудует собственным или искусственным членом, кого нужно ублажить. Было страшно, экстремально опасно и больно, но теперь же – она одна, в изолированной комнате и не видит ни единого лица, что бросило ей пятак «лимитов», чтобы просто поглазеть. И в ответ, при этом – тишина.
«Ну ладно. Молчите, значит – нафиг, я посижу и подожду», – говорила она. Но те уже в следующий раз не приходили
