обжигаясь, их тела. Ступеньки вели к нише в стене, в которой было единственное и очень большое окно, выходившее на море. Скульптор поставил в нише стол с гончарным кругом, вокруг которого громоздились банки с краской, лежали куски красного коралла, мокли кисточки в половинках пластиковых бутылок.
Я сразу понял, что Пас заинтересована: молчит и не сводит глаз с потолка, откуда рядом с винтовой лестницей свисает целое войско глиняных пловчих. Подвешенные на невидимых нитях, они как будто плывут к нам кролем – одна рука вытянута, другая у бедра, – удвоенные тенями, танцующими на беленых стенах.
– Estupendo[21]… – прошептала она.
Мужчину, спускающегося по лестнице, мы увидели постепенно, частями: сначала плетеные мокасины, потом икры с матовой кожей, белые шорты и, наконец, все остальное – голый загорелый торс, на котором покачивались крест, неаполитанские перчики[22] и другие амулеты, бородатое лицо и седые волосы.
– Buongiorno[23], – поздоровался хозяин.
Лет пятьдесят пять, может быть, шестьдесят. Игривый взгляд.
– Чем могу вам помочь?
Я рассказал про винный погребок, Ли Галли, сирен…
– Старый добрый Карло… – Он будто улыбался сам себе. – Caffè[24]?
Ветерок с моря врывался в окно и кружил пловчих, превращая мастерскую в логово чародея. Хозяин между тем, зачерпнув из контейнера драгоценный коричневый порошок, наполнил до горлышка маленький гейзерный кофейник, и вот он уже пыхтел на электроплитке. Италия…
Кофе горький, крепкий. Я рассматривал окружающих нас созданий.
– Только женщины.
– Я мужчина…
А потом, с места в карьер, по своему обыкновению, Пас принялась забрасывать его вопросами. Он отвечал охотно, увлекся и, поняв, что она испанка, перейдя на испанский из неаполитанской галантности (Неаполь долго был под пятой арагонских владык, и это не забылось), принялся излагать всю свою богемную жизнь. Она впитывала его ответы и отвечала на его вопросы с таким же видимым удовольствием и на языке, исключившим меня из беседы. Они нашли друг друга. Он подарил ей написанную им книжицу, потом пригласил подняться наверх.
– Вы, разумеется, тоже, – хватило у него деликатности добавить.
Верхний этаж – это было нечто головокружительное. Три окна, стены сплошь покрыты рисунками, гравюрами, картинами. Рыбы и женщины. Между картинами – зеркала всех размеров, отражают море, и кажется, что все эти создания купаются в нем. На плиточном полу почти никакой мебели, только старый матросский сундук и железная кровать.
– Вы здесь живете? – спросила Пас.
– Нет, но после обеда люблю прилечь здесь и послушать сирен.
– Как ваш друг с Ли Галли.
– Il professore? Мы состоим в одном клубе…
– Любовников
Изумительно (
Перчик –
Добрый день (
Кофе (
