к международной книжной ярмарке. У меня же книги на английский будут переводиться, я не говорил? И вот я сижу на обычной рядовой встрече в книжном. Стол стоит посреди зала, а позади меня стеллаж. И я слышу, как за стеллажом разговаривают двое. Догадываюсь, что они понятия не имеют, что мне их слышно. Прислушиваюсь и понимаю, что эти двое задумали преступление. Здесь, в Соколином, в Крыму!.. Я в замешательстве. Прошу у организаторов прощения, встаю и пытаюсь заглянуть за стеллаж. Но поздно! Успеваю только зацепить взглядом удаляющиеся женские ноги. И вижу татуировку в форме морды пумы на правой голени. И всё.
– И вы не побежали следом? – жадно спросил Петя.
– Нет. Неловко сознаваться, но я вернулся на своё место и продолжил раздавать автографы. Но эта история не давала мне покоя. Несколько дней я колебался, не зная, как поступить. Оповестить полицию? Но что я им скажу? Про встречу в магазине? Но я не могу описать ни внешности преступницы, ни даже поклясться, не является ли всё это шуткой. Хорошо, если мне просто не поверят, а если поверят, заведут какое-нибудь дело, меня сделают свидетелем и я не смогу осенью улететь за границу? Но и ничего не предпринять я тоже не могу… Совесть заест! И вот я взял билеты и прилетел в Крым. А перед этим написал тебе письмо, а ты предложил меня встретить.
И, приподняв чашку, Лепот сквозь её ручку умоляюще взглянул на Гаврилова.
– Ты всё сделал правильно! – похвалил Гаврилов. – И ты молодец, что мне написал, и мы молодцы, что тебя встретили. Ты только секрета не раскрыл: что за преступление планируется в Соколином.
Лепот передвинул чашку и посмотрел сквозь ручку уже другим глазом.
– Нет, не могу сказать… Прости, но не могу… Пока не могу – а может, и никогда не смогу! – решительно произнёс он.
– Почему?
Писатель замялся:
– Видишь ли… Это не того рода преступление, когда нужно вооружаться дробовиком или брать с собой сторожевых собак… нет… напротив, это изящное, тонкое, кружевное преступление. Оно всё на полутонах, всё на воображении! Я бы даже назвал его деянием злого гения! Такие преступления бывают раз в сто, нет – раз в двести лет!
– Так в чём же оно? – нетерпеливо воскликнул Гаврилов.
Лепот заёрзал на стуле:
– Скажу тебе правду. Я не хочу рассказывать потому, что ты писатель. При писателях нельзя даже рта раскрывать. Ты похитишь у меня этот замысел и напишешь книгу. А я хочу написать её сам.
– Не похищу, – пообещал Гаврилов.
– Нет, похитишь. Захочешь не похитить, но всё равно похитишь. Это у писателей в крови. Меня уже обокрали один раз. Знаешь Мишукова? Я как-то случайно рассказал этому графоману свой сюжет. Там смысл в том, что муж уходит от жены! Какова тема? Блеск! И что же? Через полгода открываю новую книгу Мишукова, и там у него жена уходит от мужа! Изменил мой сюжет, гад, исковеркал, да ещё и следы замёл!
Гаврилов хотел осторожно заметить, что муж, сбежавший от жены, – сюжет в литературе довольно обычный и в его книгах тоже такое встречается,
