было чем заняться. «А что делать зимой, когда охота, а охотничать нельзя?» – пристал я к Павлу. Павел степенно отвечал, что зимой он высыпается всласть, не спеша готовит завтрак, а потом на лыжах идет к Реке.
– Помнишь, – говорил Павел, – за Узким порогом с нашей стороны россыпь высоченная. Там у меня есть избушка, я от неё в понедельник начинаю круг по другим, моим пяти расставляя капканы и собирая попавших белок и соболей, и к ней же я в субботу возвращаюсь. Так вот, чуть дальше, где вулкан взорвался, ты небось видел штыри (пики, по-нашему) торчат, а среди них один, с вершиной будто бы седло. Так вот, я заберусь наверх, усядусь и… любуюсь. Пока солнце не скроется. Ну, и опять в избушку.
Ну, что тут скажешь!!!
К нам также наведывались в гости охотники, чтобы, по их словам, «погутарить с умным человеком», т.е. со мной. Жена и сын не выдерживали этого испытания и втроём с ружьем удалялись на безопасное для ушей расстояние. Правда, когда сын был ещё маленьким, он часто оставался и, развесив уши, жадно впитывал. Жена же… Жена грустила вдали на берегу Реки. С собой охотники привозили то свежие огурчики-помидорчики, то настоящие солёные грузди, творог, масло, копчёное мясо и прочее. Если их визит не попадал на пост, то мы устраивали совместное пиршество. Они расстилали скатерку для себя, мы – в сторонке, для себя. Никакого алкоголя они не употребляли, но пили медовуху, да и то, по праздникам или, иногда, по воскресеньям. Медовуха – напиток изумительно вкусный, пьется легко, но обладает жутким свойством – голова ясная, а ноги не идут. По понятиям староверов им нельзя с нами, мирскими, есть за одним столом. Сначала нам это казалось диковатым, потом мы привыкли. Жены у староверов поголовно имеют только начальное образование, как впрочем, и мужья. Хотя все мужики прошли армию. Военкомы дрались за каждого. Лучших солдат было не найти. Не пьют, не курят, матом не ругаются, начальство уважают и даже почитают. При них никакой дедовщины. Огромные, сильные как медведи, они враз наводили порядок в подразделении и защищали молодых солдат от дембелей и старослужащих. Про стрельбу и говорить не приходилось – в пятак слёту попадали. Одна проблема была для бедолаг – подчиняясь воинскому уставу, им приходилось сплошь нарушать свой религиозный устав. По этой причине по возвращению домой им следовало отмолить грехи. Дело это было непростое. Местный староста и главный законодатель общины, родной брат Прокопия Макарий, накладывал такую епитимью, что мама не горюй! Но голь на выдумки хитра. Была в строгом законе небольшая лазейка. Отмолить грехи в принципе мог за грешника кто-нибудь посторонний. Но где ж такого найти! Ан нет, были такие – и отнюдь не дураки.
Приблизительно на середине пути от этой моей избушки до деревеньки находился настоящий маленький монастырь-скит, где жило пять старушек, «матушек» – как к ним надо было обращаться. Настоятельницей была матушка Надежда, в миру – полная
