честный, – заявил ковбой как о всем известном факте. – А теперь расскажите о сестрах.
– Как я уже писал, мне известны две персоны, имевшие отношение к одной или обеим вашим сестрам. Девять недель…
– Как вы поняли, – с явным недоверием перебил артиста ковбой, – что эти двое мужчин знают моих сестер?
– Пожалуйста, позвольте мне рассказать небольшую историю, которая ответит на все ваши вопросы.
– Ладно, рассказывайте.
– Девять недель назад, навещая родственников в Мехико, я увидел на почте ваше объявление с предложением награды и вскоре после этого написал песню о пропавшей женщине.
– Вы написали песню о моих сестрах?
– Да.
Лицо ковбоя полыхнуло гневом. Джентльмен положил руку на плечо своему спутнику.
– Прошу прощения, если огорчил вас, – сказал Умберто.
Не в силах выдавить ни звука, ковбой молча кипел.
– Почему вы написали песню о них? – спросил джентльмен.
– Их история тронула меня. Хотя гринго-тексиканцы убили моего отца и отняли землю, по праву принадлежавшую Мексике, я думал об этих прекрасных и невинных женщинах, и… – Умберто покачал головой. – Я проникся сочувствием к ним. У меня самого две дочери… и я разозлился на мир, в котором не ценят, а похищают и оскверняют красоту. – Он подумал о своей роскошной красавице-кузине, Елене, исчезнувшей двадцать лет назад и считавшейся умершей. – Ваши сестры – не единственные женщины, пропавшие в этой стране.
Ковбой выразительно кивнул.
Лезвие пронзило правый глаз нарисованного голубым мелком медведя.
Умберто взглянул на пьяного метателя ножа и снова повернулся к гринго.
– Балладу я писал с тяжелым сердцем. По-английски ее название звучит так: «То, что нельзя украсть». – Он указал на футляр. – У меня особенная гитара, с четырьмя струнами. Я играю в таких вот барах и на улице. «То, что нельзя украсть» я исполнял много раз. Ближе к концу баллады есть строки с описанием одной из женщин в…
– Откуда вы узнали, как они выглядят? – спросил джентльмен.
– В объявлении были их фотографии.
– Продолжайте, – сказал ковбой.
– Ближе к концу баллады есть строки описания одной из женщин в подробностях. Нарисовав портрет, я зову ее по имени. – Умберто вдохнул и душераздирающе пропел вибрирующим голосом: – Иветта!
По лицу ковбоя катились слезы.
– В заключительном пассаже, детально описав вторую женщину, я тоже зову ее по имени: Долорес!
Ковбой вытер слезы полями шляпы.
– Я исполнял эту песню много раз – в городах, деревнях и дважды в поезде. И везде она трогала людские сердца. (Умберто не стал говорить, что баллада оказалась одной из самых прибыльных его песен.) А несколько недель назад я вернулся домой, в Нуэва-Вида. И вот одиннадцать дней назад, когда я исполнял «То, что нельзя украсть» на городской площади, двое мужчин повели себя очень необычно. Они побледнели. Глаза их повлажнели. Они испугались. Уверен – они знают одну или
