сюжетный, не застывший, мимо него так просто не пройдешь. Провисел он потом сто лет в большой темной зале этой самой гильдии стрелков, впитал в себя время пополам с гарью и копотью, а как же – постоянно тлеющие в камине угли, чад от жирных свечей и масляные факелы – вот все тогдашнее освещение. И уже даже забыто было, кто этот «Ночной дозор» написал, это стало просто украшением комнаты, одной из ее стен. Потом, еще через пару десятков лет, полотно потемнело совершенно и фигуры стрелков «Ночного дозора» стали растворяться в ночи так, что лиц уже нельзя было различить, и только тогда картину отдали на реставрацию простому амстердамскому художнику ван Дейку. Он-то и расчистил и имя автора на полотне, и переместил дозор из ночи в день, сняв сажу, и насытил амстердамский дворик солнечными рембрандтовскими лучами.
Ну вот, думала сначала взять фрагмент «Дозора» и сделать фото с Лешкиной группой. Но не подошло, не понравилось, трудно было вычленить пятерых, чтобы не развалился сюжет, да и сам сюжет тогда бы пропал. Нашла для них совсем другое, напыщенно-пафосное – «Иван Грозный показывает сокровища английскому послу». Приодела детей, английских послов, в колготки, совсем по моде того времени, наклеила усы-бороды, посадила царька, навалила драгоценного добра в сундук и сфотографировала ребят.
Совсем скоро они повзрослели, группа распалась, и стали они заниматься совсем другими делами. Лешка мой стал писать музыку к дедовым стихам, еще никем не тронутым. Зазвучали в нашей семье новые песни с непривычными по нынешним временам замечательными словами. Продолжает звучать отец уже через внука. Радость.
Родительские друзья
Да, родительские друзья принадлежали к особой касте. Я знала их с детства, кто-то с годами поднакапливался, кто-то отпадал, но со временем большая их часть превратилась практически в родственников, любимых, почитаемых, но, чего скрывать, вполне будничных. Мусик, как у нас к нему обращались, Йосечка, Юрка Гуляев, Расульчик – поэт Расул Гамзатов, Маркуша – прекрасный композитор Марк Фрадкин, Оскарчик – любимый Оскар Фельцман, Ленька – Леонид Рошаль, наш с сестрой бессменный педиатр, Вова-Корова – Вова Резвин, старейший родительский друг, Феля Розенталь, Евтух – Евгений Евтушенко, Белка и еще, и еще… Так их звали у нас в семье, с любовью и уважением. Но не думайте, я не хвастаюсь сейчас броскими именами, известными если не на весь мир, то уж на весь бывший Советский Союз точно. Нет, они были, а многие и остаются частью нашей жизни до сих пор, мы проросли друг в друга: захочешь – не разделишь. И тогда, в 70–80-х они приходили в нашу длинную, как вагон, квартирку на Калининском, а потом в более солидную, на Тверской, очень часто, особенно после концертов, уже к ночи, вваливались роскошной праздничной толпой, шумно, весело, пьяно, ведь мы жили центрово и совсем недалеко от концертных площадок – незаслуженно снесенной «России» и похоронно-торжественного Колонного зала.
В 70-е, в расцвет магомаевской эры, Муслим дневал и ночевал у нас в буквальном
