ковер, но, кажется, даже не заметил этого. – Я, знаете ли, за новостями не слежу и криминалом не увлекаюсь.
– Но вы наверняка слышали, что в расследовании дела принимала участие женщина-медиум.
– Эт да! Это слышал, – кивком подтвердил Хински.
– Медиум сообщила, что убийства монстра связаны с орденом Красной Розы. Они носили ритуальный характер, а органы, которые убийца вырезал у жертв, использовали в черных мессах.
Хински поперхнулся пивом и захохотал так, что подвески на люстре заплясали и с них тоже полетела пыль:
– Удивительно, чему верит итальянская полиция! Видимо, мрачное Средневековье в самом разгаре. Давайте сожжем еретика на костре! И поужинаем его сочным, прожаренным мясом. Не отсюда ли родом знаменитые флорентийские стейки?
– В трансе медиум говорила об иностранном профессоре, который живет на вилле в окрестностях Флоренции и, выполняя заказ от ордена, вызвал в наш мир демона.
– А программу телепередач на следующую неделю она вам не зачитывала? – веселился Хински. – Или, может, «прозревала» меню ближайшего ресторанчика? И кто же этот таинственный профессор Икс?
– Судя по всему, вы, доктор Хински.
– Я? Помилуй Господь и все архангелы Его! И что значит «судя по всему»? Судя по чему?
– Живете на вилле. Вы иностранец. Обвинялись в нарушении врачебной этики.
– Этики-поэтики, – бормотнул Хински. – Ну-ну, жгите, девушка, да не переусердствуйте. – Я вам не чернокнижник какой-нибудь, я ученый, и открытия мои признаны мировым сообществом.
– Опыты ставили на людях, – в тон доктору подкинула Сакович факт из его досье.
Хински позеленел:
– А что же мне их – на тараканах ставить? Вы, уважаемая, считаете себя неотличимой от таракана? Я вот даже невооруженным глазом вижу несколько крупных отличий и пару несущественных. – Хински вдруг всем телом дернулся, подался к Сакович, да так, что та вжалась в спинку кресла. – Кто-нибудь пострадал? Скажите мне, кто-нибудь умер из-за моих экспериментов?
Сакович перевела дух. Ее предупреждали, что доктор Хински эксцентричен, может быть, даже безумен. Разговор с ним надо вести спокойно, признавать его заслуги как ученого, но безо всякой лести:
– Нет, никто не умер, только вот в чем беда: ваши пациенты не знали, что на них испытывают новое лекарство, согласия своего не давали.
– А где бы они были, не окажи я им такую милость: не возьми я их в свой эксперимент?
– Не знаю. Никто не знает, что с ними было бы. – Сакович старалась говорить примирительным тоном, но Хински не желал примиряться с неудобной действительностью:
– Никто? Да каждая собака знает! – нервно подпрыгнул доктор, и в разодранном диване что-то жалобно пискнуло. – В могиле лежали бы эти гаврики. И официальная медицина уж тогда-то точно была бы бессильна. Я им вторую жизнь подарил, и даже Пентагон
