скривилась, помолчала.
– А деньги у тебя есть?
– Есть, на обратную дорогу.
– Давай за халат пятьдесят копеек.
– А как же я домой доберусь?
– Это не мое дело.
Катя порылась в карманах пальто, насчитала сорок пять копеек. Дежурная сгребла монеты в ладонь и показала пальцем на раздевалку:
– Халат там возьмешь. Галя! – заорала она.
– Чего? – из окошка раздевалки высунулась очкастая Галя.
– Дай ей халат, – и ткнула пальцем в Катю.
Ни возле папы, неподвижного, все еще без сознания, ни возвращаясь домой, ни дома Катерина не смогла осознать случившееся, и в ее голове все время, как заигранная пластинка, вертелись слова, совсем недавно сказанные папой с непостижимой горечью: «Когда-то я был главой семьи, а теперь мама меня на работу не провожает». Не смогла она это осознать и на следующий день, когда сразу после занятий примчалась к отцу уже со своим халатом – имелся у них один на всех пятьдесят второго размера, хотя у мамы, считавшейся самой толстой в семье, был сорок восьмой. Примчалась с любимыми папиными бутербродами – вареная колбаса с горчицей на подсушенном в духовке бородинском хлебе, уверенная, что папа пришел в сознание. Но он в сознание не пришел. А когда спустя несколько дней он открыл глаза, Катю не узнал. Это было страшно – его глаза были пустыми. Она взяла папу за руку:
– Папочка, это же я, Катя… – Перебирая его пальцы, она заплакала.
Пришла мама, а Катя все перебирала пальцы и шептала чуть слышно молитву. Ту, которую так хорошо знала.
Папа не говорил. Никого не узнавал. Не вставал с постели. Мама перевезла его в госпиталь. Ирина скандалила уже каждый день, доводя до слез Лену, потом хватала ее на руки и кричала:
– Видите, до чего вы ребенка довели? Она истеричкой вырастет. Вот что, Виктор, предупреждаю: как только твой отец вернется домой, я уезжаю к маме! С меня хватит! То алкаш в доме, а теперь чурка парализованная. Ты хочешь, чтобы твоя дочь росла в таком окружении? Не-ет, этого не будет! – Она заводилась все сильнее. – Все, хватит! Получаю диплом – и пошли вы все к черту!
Потом хлопали двери, Витя скандалил с мамой, мама кричала на Катю, и так каждый день, по кругу. И в этом неразрывном круге семья жила почти два месяца. За это время Ирина ни разу не навестила Мишу, а билет в Актюбинск покупала три раза и три раза сдавала. Катя смотрела на весь этот театр молча, молча ездила к папе, умывала, кормила, читала книжки, интересные статьи, рассказывала про погоду, про школу, про то, что вокруг происходит, но он ее все равно не узнавал. В одной палате с папой лежали еще трое мужчин, все они тоже не ходили, но разговаривали. Катя им помогала – то что-то подаст, то сестру позовет. Мама приезжала раз в два дня, и они вместе возвращались домой, опять же молча и в транспорте рядом не садились. И вот после очередного скандала мама объявила:
– Я везу отца в Петербург. Витя прав, мы не сможем обеспечить ему надлежащий уход, а там хороший реабилитационный центр.
– Мама, что ты такое говоришь?! – воскликнула Катя.
– А что я должна говорить,
