Не только стыдно, но и страшно. Особенно за ощущение легкости. Нет, скорее не легкости, а облегчения, что все закончилось. Она боялась и увиливала от определения, что же закончилось, потому что стоило ее мыслям приблизиться к этому, как сердце начинало учащенно биться, дышать становилось трудно, будто невидимые тиски сжимали горло. Но, сколько бы ни увиливала, в глубине души она хотела, чтобы все действительно закончилось, потому что так будет лучше. Для всех. И прежде всего для Миши.
– Ты оставляешь меня? – Он оставался неподвижным, а из его левого глаза выкатилась слеза и стекла по виску на подушку.
Она кивнула и оцепенела.
– Да, я должна ехать, мне нужно на работу. – Язык во рту еле поворачивался. – А откуда ты знаешь, что я еду? – Шаркая туфлями по линолеуму, она подошла ближе.
– Вы говорили об этом.
– Ты понимаешь, о чем говорят? – Люда вскинула брови.
Он кивнул.
– А ты знаешь, где находишься?
– В Ленинграде. В реабилитационном центре.
– А ты знаешь, что с тобой случилось?
– Я знал, но забыл. – Он поморщился. – Я упал, да?
– Да, напился и упал.
Катя отпустила руку Миши.
– Папа, я врача позову… Счастье какое! – воскликнула она и выбежала из палаты.
А Люда вдруг почувствовала горечь оттого, что так холоден взгляд человека, с которым она прожила бок о бок двадцать пять лет, родила двух детей, вынесла на своих плечах бесчисленные переезды и тяготы гарнизонной жизни, чьи измены и влюбленности терпела. Важнее было то, что он стал тем, кем стал, – одним из шести уникальных шифровальщиков Советского Союза. Она заслужила такой взгляд? Нет, поэтому сейчас в ее душе не было ничего, кроме досады и такого же холода, как в его глазах. И ощущения пустоты. Наверно, так должно быть, ведь не сразу все стало таким, далеко не сразу. Переезды – это чепуха. Измены? Сначала психовала, нервничала, грозила разводом, а потом решила: ну, переспал с другой женщиной, не разрушать же из-за этого семью! Детям нужен отец, да и она его сильно любила. Влюбленности на месяц-два? Были, но он всегда вел себя прилично, старался, чтобы она ничего не заподозрила. Наивный – да разве может жена не заметить такое? А Мишина бабушка, очарованная душа, улыбаясь, поведала, что все мужчины их семьи любили женщин – не бабниками были, а любили. Да, он умел любить, умел быть галантным, делать подарки от всей души. А как он танцевал! Их вальсам и танго завидовали во всех гарнизонах… И теперь этот человек смотрит на нее холодно, с укором, а все потому, что его мозг съела водка. Да, все рухнуло из-за водки, из-за нее он стал другим. С каждым днем все меньше оставалось в нем того Миши, который, опустившись на одно колено, протянул ей колечко с небольшим топазом и спросил дрожащим голосом: «Ты выйдешь за меня?» С каждым днем стержень, который она так в нем ценила, за который уважала, сгибался все сильнее. Его первые пьянки она сносила молча, надеялась, что одумается, потом умоляла бросить пить, кричала, требовала,
