мог бы мне напомнить о моём уродстве или моих проблемах. Если в лесу появлялись люди, я прятался, пережидая, пока чужаки покинут это место. Иногда я задумывался о том, чтобы навсегда поселиться в лесу. Меня не пугали трудности, но отцу вряд ли бы понравилась эта идея, а я был ему всем обязан. Хотя бы тем, что он не выбросил моё искорёженное тело в городской ров, куда частенько бросали маленьких калек и уродов. Ведь, отрекись он от меня ещё при рождении, никто бы не сказал ему ни одного дурного слова – избавился от подкидыша гномов, уморившего его жену, – вот что бы они все подумали. Вот кем был я для всех, но только не для своего отца. Я знал, что он по-настоящему любит меня, и поэтому был готов для него на всё. Бывало, отец посылал меня в город с какими-либо поручениями. Он говорил, что я должен появляться среди людей, чтобы привыкнуть к ним и чтобы они привыкли ко мне. Конечно же, отец хотел мне только добра, но это не ослабляло боль обиды на мучителей. Иногда вместе с насмешками в меня летели и камни. И тогда я сбегал в лес и залечивал свои раны, как мог.
В этот раз было так же. Отец послал меня в город за продуктами. Я купил их в лавке Сигна, седовласого, хромого мужчины, одного из немногих, кто не обращал внимания на моё уродство. А ещё Сигн любил рассказывать о моей матери. Я всегда слушал его очень внимательно, стараясь запомнить каждое слово. Ведь отец вспоминал мать лишь изредка, а рассказывал о ней ещё реже. Когда я был совсем маленьким, то думал, что отец сердится на неё за то, что родила урода, и только потом осознал, что ему просто больно вспоминать. Моя мать оставила в его сердце незаживающую рану, и ни одна женщина не смогла не только залечить её, но даже перешагнуть ледяной барьер отцовского одиночества. Сигн же вспоминал о моей матери так, словно она была жива, он рассказывал мне, каким был её голос, цвет волос, походка и даже запах. За это я искренне любил этого странного неуклюжего человека.
– Когда она появилась в нашем городке, могу поклясться, в нём запахло розами, – говорил он, протягивая мне упакованные продукты. – Никто не знал, откуда она пришла, и никто не спросил. Хотя любопытных у нас пруд пруди, а сплетников ещё больше. Все были счастливы только тем, что Мари поселилась в этом городе. Все до последней собаки и выжившей из ума Эльмы. Все парни влюбились в неё. Я тебе в этом клянусь, потому что был одним из них. А когда твоей матери не стало, весь город был в трауре. Ты не обижайся на нас за то, что мы к тебе несправедливы, просто ты как бы отнял у нас чудо и показал, что на место любой сказки приходит грубая реальность.
Но разве я был в этом виноват? Разве я и сам не хотел, чтобы она была рядом?
Потому мне и были болезненны насмешки толпы: они напоминали мне о моём хоть и невольном, но преступлении. Да я и сам считал, что своим появлением на свет погубил маму.
Когда я возвращался домой из лавки Сигна, пара жестоких слов вместе с камнем ударили меня в спину. Я едва смог сдержать слёзы, но они всё же пролились, когда меня укрыл от чужих взглядов лес. Спрятавшись в зарослях, я упал на мох и дал волю рвущимся из груди рыданиям.
Была и ещё одна причина моих участившихся
