чтобы незаметно доплыть до берега. Похоже, никто не обратил внимания на его появление, однако судьбу испытывать не хотелось. Он вдохнул полной грудью, насколько позволяли легкие, и снова нырнул, неровными гребками продвигаясь к бакену. Фермин плыл, избегая смотреть вниз и предпочитая думать, что стал жертвой галлюцинации, а зловещий сад теней, колыхавшихся в потоке течения у него под ногами, лишь рыбацкие сети, зацепившиеся за обломки.
Он вынырнул в нескольких метрах от буйка и поспешил обогнуть его, чтобы спрятаться. Взглянув на палубу корабля, пришел к выводу, что опасность ему не угрожает, поскольку все на борту, включая Фумеро, сочли его мертвым. Однако, забираясь на площадку бакена, он неожиданно заметил человека, неподвижно стоявшего на мостике и наблюдавшего за его маневрами. Фермин почувствовал на себе внимательный взгляд. Узнать этого человека не смог, но из-за форменного кителя принял за капитана судна. Он поспешно юркнул в крошечную будку и повалился на пол, дрожа от холода и отчаяния. Фермин не сомневался, что вскоре за ним придут. Уж лучше бы он задохнулся в оружейном ящике. А теперь Фумеро определит его в одну из своих камер и со знанием дела отведет душу.
Фермин ждал мучителей целую вечность и, почти смирившись, что его песенка спета, вдруг услышал звук заработавших двигателей и судовой гудок. Он осторожно выглянул из окошечка будки и увидел, что корабль набирает ход, направляясь к причалу. Фермин обмяк на полу в теплых объятиях солнца, проникавшего сквозь отверстие. Вероятно, Мадонна, покровительствуя и тем, кто утратил веру, все же сжалилась над ним.
Фермин просидел на крошечном островке до вечера. Наконец закат обагрил небо, а на волны легла танцующая сеть отблесков портовых фонарей. Внимательно изучив пристань, он решил плыть до флотилии баркасов, которая стояла на приколе напротив рыбной биржи. Выбраться на берег Фермин мог с помощью швартового или же буксирного троса, закрепленного на корме какого-нибудь судна, бросившего якорь у причала.
Он не успел осуществить свой план. Из пелены плотного тумана, затянувшего внутреннюю гавань, выскользнула тень: к бакену приближался весельный ялик с экипажем из двух человек. Один греб, а второй вглядывался в сгустившиеся сумерки, подняв над головой фонарь, окутанный янтарным ореолом. Фермин проглотил комок в горле. Он мог бы броситься в воду и молиться, чтобы полог заката скрыл его, позволив спастись еще раз. Но у него не осталось больше молитв и воли к сопротивлению. Фермин вышел из своего убежища с поднятыми руками, повернувшись лицом к причаливавшей к буйку лодке.
– Опустите руки! – скомандовал тот, кто держал фонарь.
Фермин напряг зрение. Офицера, стоявшего перед ним на носу лодки, он видел несколькими часами ранее на мостике корабля. Фермин посмотрел ему в лицо и подчинился. Принял протянутую руку и прыгнул в лодку. Человек, сидевший на веслах, дал одеяло, в которое измученный беглец с наслаждением завернулся.
