делу, с которым он был в очень хороших отношениях, но фамилия которого вдруг ему показалась очень странною, он так окончил письмо: «С истинным почтением имею честь быть не Вашим покорнейшим слугою, потому что Чертовым слугою быть не намерен, а просто слуга Божий Александр Сумароков». [120, с. 270.]
В 6<-м> нумере «Телеграфа» нынешнего года в статье «Биографическая справка» в возражение на слова Д. И. Хвостова, что А. П. Сумароков наследовал от отца орден Св. Анны, сказано: «Думаем, что это неверность, ибо закон о наследовании орденов едва ли у нас существовал когда-нибудь». Хотя в справедливости такого доказательства нет никакого сомнения, будь даже вместо слов «едва ли у нас существовал когда-нибудь» можно было бы решительно поставить: «никогда у нас не существовал», ибо это противно учреждению орденов, награждающих только личные заслуги, однако ж А. П. Сумароков все-таки наследовал после отца название: amantibus justitiam, piitatem, fidem[7] (девиз ордена Св. Анны).
Это было вот каким образом: Екатерина, увидев Сумарокова вскоре после смерти отца его, спросила шутя: «Много ли, Александр Петрович, получил ты в наследство?» – «Ничего, матушка государыня, почти ничего, – отвечал тот, – жадные заимодавцы все расхватали. Одна только вещь осталась на память, позволь, матушка, хоть ту иметь при себе!» – «Она твоя по законам», – отвечала государыня.
Сумароков смекнул делом и на другой день явился во дворец в анненской ленте. «Ах, плут! Обманул меня! – сказала, смеючись, государыня. – Ну, да так и быть: чтобы приличнее носить этот орден, поздравлю тебя статским советником». [67, с. 341.]
В подтверждение слов наших приведем несколько анекдотов о его <А. П. Сумарокова> характере, дошедших до нас прямо от очевидцев, по изустным преданиям.
Однажды в деревне, погнавшись со шпагою в руках за своим камердинером, чем-то его раздражавшим, он до того был ослеплен своею запальчивостью, что не заметил, как попал по пояс в воду, в небольшой прудик, через который ему пришлось преследовать беглеца.
В другой раз в Москве на Святой неделе он прибил звонаря, который надоел ему, и, наконец, один знакомый, войдя к нему в кабинет, застал, что он, как сумасшедший, гонялся за мухами, которые мешали ему писать.
Но как были в нем сильны порывы вспыльчивости, до которых часто доводила его малейшая безделица, так скоро и проходили они.
Пред тем, кому случалось страдать от его горячности, он всегда старался заглаживать обиду чем и как мог, потому что совсем не был зол, а, напротив, так же пылок в порывах добра и благотворительности, как в порывах гнева. Следующий случай, рассказанный нам теми же очевидцами, может послужить самым убедительным доказательством его добродушия.
В последние годы жизни своей он худо занимался хозяйственными делами, и они пришли в совершенный упадок. Между тем, проходя однажды в Москве по улице, он встретил израненного инвалида, который попросил у него милостыню. Не имея денег ни в кармане, ни дома, Александр Петрович снял с себя шитый <золотом> генеральский мундир и отдал его инвалиду, а сам возвратился
Любящим справедливость, благочестие, веру
