толку, особенно в Синецветье. А когда вернется вивал, они наверняка падут от ужаса.
– Вивал не вернется, – прохрипел Удинаас, отворачиваясь. – Вивала нет.
У Сэрен не было оснований не верить Удинаасу, ведь именно в нем жил дух – отпрыск дракона. И все же Удинаас не объяснял, почему крылатая тварь вдруг пропала.
Удинаас, скорчившийся в фургоне, выругался.
– Ничего, кроме оружия.
– Оружия?
– Мечи, щиты и доспехи.
– Летерийские?
– Да. Второсортные.
– И что рабы делали с фургоном оружия?
Пожав плечами, Удинаас спустился на землю, прошел мимо Сэрен и начал выпрягать лошадей.
– Бедняжки потрудились на подъеме.
– Силкас Руин возвращается. – Кубышка показала на дорогу.
– Быстро управился.
Удинаас сухо рассмеялся:
– Идиотам бы врассыпную, тогда пришлось бы по одному отлавливать. А они наверняка построились, как тупые солдаты.
Фир, стоящий у первого фургона, заговорил:
– Кровь жидкая, Удинаас?
– Как водица, – отозвался бывший раб.
Ради Странника, Фир, он же не собирался бросать твоего брата. И ты это знаешь. И не он виноват в безумии Рулада. Так насколько твоя ненависть к Удинаасу рождена виной? Кого на самом деле нужно винить за Рулада? За Императора тысячи смертей?
Тисте анди вынырнул из тумана белокожим призраком, черный плащ блестел, как змеиная шкура. Мечи вновь скрылись в ножнах, и, хотя их неутомимые стальные голоса замолкли, они будут звучать в голове много дней.
Сэрен уже ненавидела этот звук.
Танал Йатванар рассматривал обнаженную женщину на кровати. Следователи потрудились на славу, добиваясь нужных ответов. Она была совершенно изломана, кожа в порезах и ожогах, суставы распухли и покрыты синяками. Ночью, когда он ее обрабатывал, она вряд ли что чувствовала. Так проще, чем со шлюхами, да и бесплатно. Он не любил бить женщин – любил смотреть на избитых. Конечно, подобные пристрастия – извращение, зато его организация – Патриотисты – просто рай для таких, как он. Власть и неприкосновенность – самое смертельное сочетание. Впрочем, похоже, Карос Инвиктад прекрасно осведомлен о ночных шалостях Танала и хранит свое знание, как припрятанный нож.
Это ведь не убийство. И она ведь даже не вспомнит. В любом случае она приговорена к Утопалкам – почему бы мне сначала не получить удовольствие? Как солдату. Танал когда-то мечтал стать солдатом – в молодости, когда его возбуждали нелепые романтические взгляды на героизм и неограниченную свободу, как будто первое оправдывает второе. В истории Летера было много благородных убийц. Например, Герун Эберикт. Он убил тысячи воров, убийц и растратчиков, порочных и нищих. Он очищал улицы Летераса – и разве не заслужил оправдания? Меньше попрошаек, меньше карманников, меньше бродяг и прочих ошибок
