и массовых юмористических изданий. Необходимо отметить, что в западноевропейской литературе охотничий рассказ намного раньше стал подвергаться травестированию. В Англии уже в конце 1830-х годов Ч. Диккенс вместо охотничьего рассказа предложил публике антиохотничий, изобразив в «Посмертных заисках Пиквикского клуба» (1837) охотников, не умеющих заряжать ружья, садиться на лошадь. А во Франции в 1872 г. вышел роман Альфонса Доде «Необыкновенные приключения Тартарена из Тараскона». «Доблестный» охотник на львов Тартарен, представший перед читателем во всем великолепии охотничьей амуниции, посрамленный в своих «подвигах», явился предшественником комических персонажей Лейкина и Антоши Чехонте.
В России в юмористических журналах печатались рассказы сезонной тематики, написанные неохотниками про охотников, не умеющих стрелять. Редактор одного из самых популярных журналов Лейкин, автор книг с характерными названиями «Мученики охоты», «Воскресные охотники», пародировал жанр в своих рассказах. Большинство персонажей Лейкина – горе-охотники, стреляющие по воробьям, воронам и даже курам, чтобы далеко не ходить. Высмеивая охотников, Лейкин разрушал тот образ вдохновенного охотника-поэта, который явился жанрообразующим стержнем и идейным центром в тургеневском и аксаковском циклах. Нет в рассказах Лейкина и лирических картин природы, которые являются неотъемлемой частью охотничьих рассказов, воплощавших концепцию единства мира.
Состязаясь со своим патроном в остроумии, Антоша Чехонте тоже не упускал случая поострить над горе-охотниками, ссорящимися во время охоты ревнивыми мужьями, а заодно и нравами Отлетаевки («На охоте», «Петров день», «Двадцать девятое июня). И хотя сюжетный репертуар, типы персонажей и принципы изображения были традиционны и даже заданы юмористу, уже в ранних рассказах наметился тот трагический аспект, который будет настойчиво развиваться на протяжении всего творчества писателя. Даже в самом раннем комическом рассказе «Первая охота» показаны охотники, которые не только смешны, нелепы, скандальны, но и гротескно кровожадны, они охотятся на все живое. В рассказе опрокидывается устоявшееся представление об охотниках, глубоко понимающих зверей, когда один из них вскрывает суслика, подбитого камнем, и, изрезав его на мелкие куски, заявляет, что у того нет сердца, а есть одни только кишки. Другой охотник – генерал «поднес перепелку ко рту и клыками перегрыз ей горло»[34].
Как известно, комическое в рассказах Чехова взаимодействует с серьезным. И охотничьи рассказы в этом смысле не исключение. Смешон охотник в рассказе «Он понял!» – это пародия на браконьера. Смешна и ситуация, в которую попал нарушитель «Вильгельм Тель». Но уже в этом раннем рассказе звучит грустная тема всего творчества Чехова – тема бездумного истребления себе подобных. Сдуру, от тоски убил незадачливый охотник пташку, скворца, у которого «на груди зияет рана, перебита одна ножка, на клюве висит большая кровяная капля…»[35] В своих
Там же. Т. 2. С. 168.
