безуспешно. Все равно что пытаться чихнуть, когда не чихается, или чувствовать щекотку слишком глубоко под кожей. Колледж казался нереальным, теоретически недостижимым. Даже процесс подачи заявки как будто происходил с кем-то другим. Невозможно было представить, что за заполнением форм и написанием сочинений что-то последует. Она подала документы только в одно место – Университет Техаса в Остине – и была принята. По закону. Туда принимали всех из верхних десяти процентов студентов техасских школ.
Новый телефон Пенни чирикнул с кровати. Писал Марк.
Удачи, детка! Напиши мне, когда доберешься!
Пенни перевернулась на спину, улыбнулась и задумалась, что ответить. Экран под ее пальцами сиял так чудесно. Господи, ее телефон был прекрасен. Розовое золото в черном силиконовом чехле с надписью «Неважно, неважно, неважно» – пожалуй, самая классная вещь, которой она когда-либо владела.
Она стерла пятно от пальца футболкой. Этот телефон слишком красивый, чтобы осквернять его обнаженкой. Особенно с разрешением 2436 на 1125 пикселей при 458 ppi. Пенни отправила в ответ банальный смайлик.
Она спустилась вниз. В ее комнате на стенах ничего не было, но все остальные поверхности в доме Селесты, как и в ее машине или в офисе на работе, были покрыты памятными безделушками.
По мнению Пенни, ее мама не очень походила на маму, тем более на азиатскую маму. И не только потому, что одевалась как фэшн-блогер и была моложе остальных мам. Селеста не проверяла, сделала ли Пенни домашнее задание, и не заставляла ее заниматься фортепиано. Ладно, может быть, представление Пенни об азиатских мамах пришло из фильмов, но в ее жизни было мало азиатов, и особенно корейцев. Пенни носила корейское имя, но и оно было фальшивкой: Пенни (даже не Пенелопа), написанное фонетически корейскими иероглифами, так что на самом деле оно ничего не значило.
В трехлетнем возрасте она с мамой ездила навестить бабушку и дедушку в Сеуле, но тогда Пенни была очень маленькой, чтобы что-то запомнить, а больше они туда не ездили. Тем не менее Селеста обустроила у себя дома корейский уголок, словно алтарь. Там стояли флаг Кореи и заключенный в рамку плакат Олимпийских игр 1988 года с мультяшным тигром – символом Игр. Там же стояла маленькая ламинированная фотография поп-звезды Райна в белом костюме, сделанная еще до того, как он пошел на обязательную службу в армию. Когда Энджи впервые пришла к ним домой, то спросила, не ее ли брат на фото.
В их доме повсюду были расставлены снежные шары, Эйфелевы башни всех размеров, висели репродукции «всемирно известных картин» в рамках: две – «Звездной ночи» Ван Гога (одна из них – на кухонном полотенце), кувшинки Моне и несколько размытых балерин Дега. Пенни называла это все «искусство для магнитов на холодильнике». Все, что вы видели столько раз, что могли бы представить, как закатывают глаза рабочие на фабрике в Китае, которым приходится все это штамповать.
Единственным сувениром, который Пенни ценила, была фотография ее родителей. Пенни бережно завернула рамку в футболку и уложила в рюкзак, чтобы взять с собой в колледж. У нее это было единственное их фото и, возможно, единственное существующее;
