туда пешком. Или даже до самого конца. В автобусе, прежде чем заснуть, он мельком увидел по другую сторону реки очертания Манхэттена, но потом автобус заехал в туннель. Казалось немыслимым проникнуть на территорию этой крепости, но вот он здесь. И может позволить себе не спешить. Папа поймет.
Когда он входит в парк, его поражает то, насколько все кажется знакомым. Природа тут совершенно отличается от его родных мест, но, выходит, деревья – это деревья, цветы – цветы, птицы – птицы, а ветер – ветер.
Солнце на небе слегка склонилось к западу. Он знает, где находится. Знает, где север. Вместо главной дороги он выбирает одну из троп. Так есть риск заблудиться, но сон как рукой сняло. Сейчас он куда более живой и бодрый, чем в последние дни. Он знает, куда идет.
Тропа уходит под небольшой арочный мост, образуя туннель-портал в парк. Натаниэль рассматривает кирпичи. Они настолько старые, что между ними практически не видно стыков. Под мостом темно и пахнет плесенью. Парень задерживает дыхание, как давненько случалось, когда они ехали через туннели и папа подбадривал его в тех, что подлиннее («Ты почти у цели, приятель»).
«Я почти у цели», – мысленно отвечает он папе, выходя из туннеля. И тут вдруг ощущает давление воздуха, которым оказывается Фрейя, но не успевает рассмотреть, а тем более понять произошедшее, потому что она падает прямо на него и вокруг становится темно.
Порядок утраты
Часть 1
Фрейя
Свою первую песню я спела в первую минуту жизни. Так рассказывал мне папа. Когда я родилась, то не заплакала – вообще не издала ни звука, и у папы чуть не остановилось сердце, ведь он решил, что со мной что-то не так. В палату сбежалась куча докторов и медсестер. И тогда я издала звук, но не свойственный ребенку, не крик или кряхтение, а нечто явно музыкальное. «Это была идеальная «ля-диез», – сказал мне папа и добавил, что я держала ее как минимум секунду-две. Медперсонал облегченно рассмеялся. «Ты родилась с песней, – сказал он. – И с тех пор не прекращала петь».
«Вот же глупость, – заявила моя сестра Сабрина. – Когда дети рождаются, они ничего не умеют, тем более петь».
Но она сказала так, потому что завидовала. Она родилась за четыре года до меня, и папа не присутствовал при родах. Он выступал на концерте, а когда узнал, что мама рожает, Сабрина уже появилась на свет, и, полагаю, родилась она не с песней, а с хмурым взглядом, хотя об этом умалчивается.
Может, потому, что он присутствовал при моем рождении, может, потому, что я родилась с песней или что мы похожи, я была папиной дочкой, а Сабрина – маминой. Они как будто еще до развода приняли решение о раздельной опеке. Сабрина проводила вечера с мамой, они разгадывали кроссворды или разбирались в кухонных шкафах. Я после обеда зависала с папой в его небольшом кабинете, который он использовал в качестве студии. Там, среди коробок со старыми виниловыми пластинками и кассетами, он включал мне записи своих любимых американских
