мира активного использования ранее неизвестных общественных предметов (как материальных, так и индивидуальных), для продуктивного взаимодействия с другими людьми.
Широко известным является положение об амодальности образа мира, однако здесь необходимо помнить о том, что «образ амодален в том смысле, что он по способу своего происхождения адекватен не стимулу, а действиям субъекта в предметном мире…. Разумеется, положение об амодальности образа не исключает наличия в нём на определённых этапах его формирования или актуализации вполне модальных, в том числе ико-нических (картинных) свойств…» [20, с. 351]. И хотя сам образ мира амодален, он всегда получает своё выражение в какой-то модальности: в слове, в действии и т. д.
Амодальность образа мира обусловливает ещё одно важное обстоятельство. «Образ мира, создаваемый человеком, не только полнее, шире, глубже, чем требуется для сиюминутных жизненных задач. Он принципиально иной, чем отражённый в нём мир. <…> …Образ мира избыточен в том смысле, что содержит в себе то, чего в мире нет, ещё не случилось, содержит даже то, чего не может быть никогда. Образ мира имеет в своём составе не только прошлое (часто ложно истолкованное), а хорошо или плохо предвидимое будущее» [21, с. 52].
А.Н. Леонтьев особо оговаривает, что, несмотря на то, что образ не есть картинка, на которой изображён внешний мир, между миром и образом мира нет непроходимой границы. «В образе мира сохраняется устойчивость, объективность существования мира, и мы не помещаем наш образ в мир, не строим мир по подобию наших ощущений, а наоборот, сближаем наши ощущения с тем миром, не перед которым мы просто стоим, а в котором мы рождаемся, развиваемся, действуем, находимся» [32, с. 149].
Обратимся к малоизвестной статье Э.В. Ильенкова, посвящённой проблеме знания, в которой он критикует распространённую точку зрения, согласно которой существует якобы разница между некоторым знанием и умением его применять [26, с. 78–90]. Очевидно, что знание всегда предметно (знать вообще – невозможно, можно знать только что-то), и дополнительный вопрос об умении это знание применять (к предмету же) становится бессмысленным. В противном случае это не есть знание предмета, а лишь знание его словесного описания [Там же, с. 85–86]. «Знание… выступает для человека именно как знание вещи, а не как особая вне вещи находящаяся структура…» [Там же, с. 84].
«…Действительно знать предмет – значит уметь самостоятельно обращаться с ним и разбираться в нём» [Там же]. Такой подход к знанию тесно связан с вопросом формирования субъекта деятельности, осознающего свою деятельность именно как свою, здесь и сейчас осуществляемую: «Для подлинного субъекта учебной деятельности характерно самостоятельное её осуществление» [16, с. 237].
Э.В. Ильенков продолжает свою мысль: «Если вы задаёте умение действовать в согласии с правилом в виде внешней, вне сознания человека и независимо от его воли существующей ситуации, в виде положения вещей, требующих определённого способа
