повезу тебя, буду жить в твоём доме пока.
– Я знаю его много лет, таким он никогда не был, – в словах Ратибора слышались тревога и страх, которые он перенял от Урумара. – Значит, есть тому причина.
С этими словами он пошёл следом за Урумаром, что тянул ящик со старухой на нём.
– Я не воин по законам Прибойа. Но не в том моё решение. Монет у нас нет, а у старухи есть еда и самогон, я туда, – эта речь Тио принесла грусть в мою душу воина. Я боролся со страхом, а мой названый брат поступает так.
Я не сказал ему вслед ни слова, потому что сомневался – не сделаю ли я так же, как и он, через шаг или два. Я, Арья и Боромир смотрели вслед уходящим братьям по оружию, не понимая – осудить их или принять? Нам нужно было слово и слово пришло в наши уши: «Воин – это человек, а всякий человек имеет страх. Не знай наши отцы и деды страха, не спасайся они от него, не борись с ним – не родились бы мы, не было бы людей. Не будем судить наших братьев. Мы станем лагерем и будем узнавать это место осторожно. Не успеем – придём следующей весной»…
Два дня мы жили в городе возле крепости. На этих руинах больше никто не жил. Люди работали тут, а ночью все уходили внутрь горы, и мы оставались одни. Лагерь наш стоял в разрушенном доме, в комнате, третьей над землёй (третий этаж). В этих холодных кирпичных стенах мы чувствовали хоть какую-то безопасность. Эти дни мы зарабатывали деньги тем, что пилили лес. Денег нам хватало только на еду.
Мы часто смотрели на древнюю крепость. За эти два дня мы немного привыкли к её виду снаружи, он всё ещё был величественным, но уже не таким страшным.
Рот не пилил с нами деревья, он весь день не попадался на глаза, но он приносил немного денег.
– Взял, – так говорил он и не говорил ничего больше.
Вообще Рот был проблемой в наших головах. Он нравился Арье, но даже она ругала его. Рот был сам по себе и не считал себя частью отряда, но при этом приходил в общий лагерь. Все слова брани он будто не слышал, как и никакие другие слова.
Утром третьего дня дед проснулся и сказал слова. Мы ждали два дня, что решит Свобода. Его решение несло страх нам, но слова звучали так, что мы вдохновились и были согласны вновь идти вглубь живой горы…
Мы пришли к восточной стене крепости. В тот день мы желали совершить смелое дело и, приготовив четыре факела, шли к большой дыре в стене.
К стене крепости был пристроен красный дом из кирпича, из крыши его торчали две железные трубы. Та, что толще и длиннее, пускала дым, что туманом опускался к земле под снегом.
Одной стены в красном доме не было, и мы видели то, что делало дым. Большая печь росла из стены крепости. В её огненный рот человек закидывал лопатой мелкие не догоревшие дрова (древесный уголь). Над ртом этой печи были её глаза – круглые и белые, в железных кольцах (датчики температуры и давления).
– Это паровой, так зовут это, – дед уже был тут и расспросил человека с лопатой. –
