остановила паникеров. Она фактически взяла на себя в те дни обязанности военачальника. Организовывала оборону, охрану моста, выслала на тот берег охранение, чтобы предупредить о подходе немцев. И какая же радость была у всех, когда пришло известие, что неприятель разбит, легионы вырвались из окружения.
Агриппина сама вышла встречать войска на тот берег. В обозе, в одной из телег, вместе с другими ранеными ехал Марк, он все еще был без сознания.
Товарищ память
– А что было потом? – спросила Фелиция, нежно касаясь кончиками пальцев углубления на виске.
– Очнулся через неделю, сначала не понял, кто я, где я. Было такое ощущение, что я только что родился. Но постепенно стал вспоминать, потом смог есть, ходить, в общем, оклемался где-то месяца через четыре.
– Хорошо, что все прошло без последствий, а то я видела людей с такими травмами, они натурально в животных превращаются, ничего не соображают, их в ямах держат, еду кидают, или вообще перестают следить, они куда-нибудь уходят и с концами.
– Да как тебе сказать – без последствий… – Марк задумался, говорить или не говорить. – С одной стороны, могло быть и хуже, я действительно выжил чудом, но напрочь забыл свое детство, юность, кто мои родители, где родился, где учился. Помню себя только с того момента, как оказался на службе, да и то не с самого начала…
– Так тебе что, не могли рассказать? – искренне удивилась Фелиция.
– Я не мог спрашивать, понимаешь, это трудно объяснить…
На самом деле ничего трудного не было, Марк просто боялся показать, что потерял память, боялся быть уволенным из армии в неизвестность. Деньги, земельный участок, пособие по инвалидности – он бы не умер с голода. Но он был не уверен не только в реальности того, что его окружает, он был не уверен в себе, не уверен в том, сможет ли принимать самостоятельные решения, разумно распоряжаться своей жизнью, в конце концов, сможет ли просто выжить, будучи предоставленным самому себе.
Тогда он был страшно напуган, ему казалось, что его на этом свете практически не осталось, он чувствовал себе книгой, из которой выдрали первые сто страниц. Он был тряпичной безвольной куклой, лежащей где-то на пыльной полке. Будто из него вынули все кости и теперь ему не на что опираться внутри себя и приходится искать опору вовне. Кукла оживала только тогда, когда ею начинали играть дети. Марк чувствовал, что живет только тогда, когда общается со своими солдатами, выполняет приказы, приказывает сам, подчиняется распорядку дня, участвует в одном большом общем деле.
Ему требовалось каждый день, каждый час, каждую минуту подтверждать свое существование, убеждаясь, что его по-прежнему зовут Марк, что он центурион пятидесятой центурии первого легиона, что он когда-то усмирял бунтующие рейнские легионы вместе с Германиком, что он когда-то спас бывшего консула и за это ему дали офицерское звание, что он сражался с немцами и был тяжело ранен, но выжил
