расширился и круг общения Льюиса. Она была чуть ли не слишком гостеприимна, регулярно приглашала к ужину родных и друзей. Льюис начал приобретать те навыки отношений и тот эмоциональный интеллект, которые у него вряд ли появились бы, останься он взаперти в стенах Университи-колледжа. Он сам первый признавал, что его круг друзей был слишком узок. «Я склонен считать свой собственный круг, состоящий в основном из интересующихся литературой джентльменов, центральным, нормальным и представительным», – сообщал он отцу[228]. Пока Льюис готовился к финальному экзамену по классическим предметам, друзей у него особо не прибавилось; более того, он стяжал прозвище «тяжелый Льюис»[229], потому что студенты считали, что он неуклюж в попытках сблизиться с товарищами. (Нелестное прозвище, возможно, обыгрывает название легкого пулемета Льюиса, использовавшегося в Великой войне.) Способность выстраивать отношения с людьми появилась у Льюиса сравнительно поздно, и ею он более обязан кругу миссис Мур, чем своему собственному.
В дом Муров регулярно заглядывали и подруги Морин из школы Хидингтон. Одна из них, Мэри Уиблин, особенно часто фигурирует в дневниках Льюиса в начале 1920-х. Уиблин, ласковое прозвище «Смадж», преподавала Морин музыку, а Льюис расплачивался за это уроками латыни. Существуют намеки на зарождавшийся между ними романтический интерес, но из этого ничего не вышло – возможно, причина опять же в сложных отношениях Льюиса с миссис Мур.
Диплом по английской литературе. 1922–1923
Оксфорд запоздал с признанием английской литературы как предмета, достойного серьезного изучения на академическом уровне. В Лондоне уже с 1830-х годов и Университи-колледж, и Кингз-колледж предлагали дипломы по этому предмету. Растущий интерес к родной литературе обуславливался целым рядом факторов. Длительное правление королевы Виктории способствовало формированию сильного национального чувства. Что не менее важно, многие проницательные политики осознали необходимость знать и любить богатую литературную традицию отечества. Вехой на этом пути стало создание кафедры английского языка и литературы в Оксфорде в 1882 году. Однако дипломной специальности по английской литературе не существовало вплоть до 1894 года, вопреки растущему спросу[230].
Дело попросту в том, что Оксфорд противился подобным нововведениям. Создание Школы английской литературы в 1894 году сопровождалось ожесточенными раздорами. Многие насмехались: нашли, наконец, что изучать слабым студентам – легкий и никому не нужный предмет. Других волновало появление нового диплома, который неизбежно будет считаться второсортным. Экзамены по классическим языкам – серьезные, требуют конкретных знаний, а по английской литературе что спрашивать сверх произвольных рассуждений о романах и стихах? Как можно приравнять к академической работе «пустую болтовню о Шелли»[231]? Это что-то поверхностное, субъективное, такие вещи в Оксфордском
Письмо Альберту Льюису от 27 июня 1921 // Letters. Vol. 1. P. 554.
All My Road before Me. Р. 240.
Напр.:
Мнение Эдварда Огастуса Фримена (1823–1892), который в 1887 г. был заслуженным профессором (Regius Professor) истории в Оксфорде см.:
