слово он зря произнёс.
Бэла Рустамовна первая с шумом отодвинула стул и вышла из-за стола, брезгливо морща нос:
– Вы что, Верницкая, издеваетесь? Вы нам предлагаете рыться в помоях и отбросах?
Пупс и Инга Витальевна также отпрянули от стола.
– Это не помои, а слегка запачканные бумаги, – парировала я.
Мой голос снова слегка дрожал, но теперь от едва сдерживаемого торжества:
– Можете их не смотреть. Но! Предупреждаю, что если вы дадите обо мне отрицательный отзыв министру и в ВАК пойдёт запрос, то при разбирательстве… А оно закончится в мою пользу, уверяю вас!.. Так вот, при разбирательстве я особо подчеркну, что это именно вы ввели в заблуждение своё начальство.
Бэла Рустамовна переглянулась со своими коллегами и вооружившись карандашом, начала вчитываться в верхние листы. Она брезгливо сталкивала импровизированным орудием прочитанное в сторону, явно не желая хотя бы случайно прикоснуться к бумаге. Выждав с полминуты, к ней присоединились и Инга Витальевна с Пупсом.
Белявская, молча смотревшая на безобразие, творившееся в ее кабинете, поднялась и распахнула все форточки, а затем с просительной улыбкой обратилась к Сергею:
– Вы бы не могли покинуть кабинет? Иначе мы все здесь задохнёмся.
– Пожалуйста, – широко улыбнулся мой спаситель.
Судя по всему, его эта ситуация несколько забавляла. Он подмигнул мне и сказал:
– Раз я больше не нужен, то поеду домой. Ты уж тут теперь сама.
Копание в бумагах продолжалось минут двадцать, но перелопачена была лишь половина. Москвичи выполняли эту работу с таким видом, словно прямо сейчас умрут от охватившего их омерзения. Хотя после того как Сергей вышел, дышать стало гораздо легче, а вскоре я так и вообще притерпелась. Чего уж тут, что называется, рожи корчить? Всего-то публики: Белявская, да я.
Наконец, Инга Витальевна первой прекратила разбирать мои письмена и вышла из-за стола со словами:
– Все, не могу больше, я пошла мыть руки.
И старательно не глядя в мою сторону, скрылась в приёмной.
Вслед за ней со вздохами облегчения ретировались и остальные. Мы с Белявской переглянулись и… продолжили молчание. Мне его хранить было не трудно – я ощущала за своей спиной топот гонцов, возвещающих родной город о победе. Победа, правда, была с душком, но что с того?
– Ради Бога, избавьте меня от этого, – нарушила тишину Маргарита Васильевна и повела рукой в сторону завала из бумаг.
– Все завершилось к обоюдному удовольствию, – прокомментировала я происходящее и принялась укладывать «ароматизированные» бумажные листы в папки. – Так мне приходить в шестнадцать ноль-ноль? Или как?
– Уйдите, Верницкая, – взмолилась ректор. – У меня из-за вас голова уже второй день болит! Уйдите с глаз моих!
Что я с удовольствием и выполнила. Помахивая пакетом, я продефилировала мимо возвращавшихся в кабинет Белявской москвичей
