в час дня Пьетро приходил поесть. Закрыв за собой дверь, он обнимал Дашу, а потом по-деловому клал соль в кипящую воду. В перерыве между резкой овощей Даша на своём ломаном английском часто пыталась рассказать Пьетро что-нибудь о России: «К нам Стинг недавно приезжал». Но Пьетро никогда не выслушивал её: «Обед – важнее. Это – удовольствие», – говорил он. Иногда из-за еды откладывалось другое удовольствие. Ей это не нравилось.
Но её Пьетро, презренно называемый бабушкой «гражданский муж», не соглашался ни на что, не пообедав. Даша смирялась. Она знала, что с половины третьего до половины четвертого настанет время полдника. И этим полдником станет она. А потом, когда в четыре часа перерыв на работе закончится, он вновь убежит – ремонтировать машины и обсуждать с коллегами футбол.
На пути из автомастерской он опять заходил к ней, целовал и говорил:
– Завтра ужин готовишь ты. А сегодня я еду к маме.
Но когда наступало это «завтра», он «не помнил» про него и вновь говорил:
– Завтра ужин готовишь ты. А сегодня я еду к маме.
Даше это не нравилось, и часто она, на эмоциях, переходила на русский. Пьетро не понимал.
Оставшись одна, Даша открывала Интернет, искала нужные слова в английском, а, бывало, и в итальянском, но… Через какое-то время у неё пропадало желание объясняться с Пьетро, и она выключала компьютер. «Может, это хорошо, говорить только языком любви, – размышляла она. – Может, и хорошо, что к походу в церковь этот язык не приводит…» Она не знала, готова ли выйти замуж. Но предложение руки и сердца услышать хотелось.
По воскресеньям размеренная жизнь Даши становилась разнообразнее. После полдника она выходила на пляж и общалась с русскоговорящими девушками – украинками, грузинками, молдованками. Они работали в Реджио сиделками. Ухаживали за итальянскими бабушками. Их отпускали только по воскресеньям, с двух до шести дня. Таковы порядки в Реджио.
Хотя на реджийском пляже не принято было говорить о трудностях, Даша сразу поняла: жизнь этих девушек не была легкой.
– Я ничего, кроме Реджио, не видела. Как закончила девятый класс – сразу сюда. А здесь я – никто, – обмолвилась Галя. Она – украинка из Харькова. Лицо ее всегда было усталое.
– Я люблю мужчину, у которого работаю. И он относится ко мне как к служанке. Как жить? – обронила в одно из воскресений другая славянская девушка, светловолосая, сероглазая Наташа. Деньги, зарабатываемые в доме любимого мужчины, Наташа отправляла на лечение мамы, в Кишинев.
Услышав их недомолвки, Даша стала опасаться, что и сама станет для Реджио одной из таких – иностранкой без права голоса. «Но у меня же есть семья! Я всегда могу вернуться к ним!» – пыталась утешить она себя.
– Учить надо. Учить язык. Есть язык – и тебя признают», – развеяла однажды её сомнения Марина. Эта девушка, в отличие от Гали
