на город. И магазинов полно.
Севка стал читать вывески, протянувшиеся вдоль окон-витрин первых этажей, и чуть с ума не сошел. «Саноат моллари» – было написано на одной, «Болалар дуньё» – на другой.
– Посмотри, – сказал он, дёргая за рукав Андрея Петровича, – что это за бред такой?
– Ты о чём?
– Да вот эти вывески. Написано по-русски, а смысла никакого.
– Торопливый ты человек, Сева. Ничего до конца разглядеть не умеешь. Наверху по-узбекски написано, а внизу по-русски. «Саноат моллари» значит «Промтовары», «Болалар дуньё» – «Детский мир».
– Почему тогда по-узбекски написано русскими буквами?
– Потому что раньше узбеки писали по-арабски, а в годы советской власти у них появился алфавит из русских букв.
– Тогда понятно.
Улица Алишера Навои была совсем современная. Вдоль асфальтированных тротуаров стояли настоящие пятиэтажные дома с балконами из разноцветных кирпичиков. Перед домами росли деревья. Школа находилась за сплошной стеной толстых ветвистых акаций. Школьное четырёхэтажное здание ничем не отличалось от Севкиной ленинградской школы. И внутри всё было так же. По лестнице бежали ребята. Одни неслись вверх, другие – вниз. Когда противоположные потоки сталкивались, то в воздухе мелькали портфели. Потом пробка рассасывалась, и ребята бежали дальше, кому куда надо.
«Всё как в Ленинграде, – недовольно подумал Севка, – и коридор такой же, и двери в классы такие же».
Отец находился в учительской, а Севка стоял и смотрел. Наконец ему удалось обнаружить любопытный факт, явно местного значения: у многих девчонок волосы были заплетены не в одну, не в две, а в десять или, может быть, в тридцать косичек.
«Сколько надо времени, чтобы подёргать за каждую?» – успел подумать Севка, прежде чем прозвенел звонок.
В класс он вошёл вместе с Гульчехрой Хасановной. Она была воспитателем, как Вера Степановна, и так же, как Вера Степановна, преподавала историю. Только Гульчехра Хасановна была молодая, тонкая и очень красивая. Особенно красивыми у неё были волосы, чёрные-пречёрные. Глаза тоже были чёрные и немного раскосые, брови, как нарисованные, – дугой, кожа смуглая, а на щеках румянец.
«Ну и учительница, – подумал Севка, – прямо Шамаханская царица».
– Ребята, – сказала Гульчехра Хасановна, – пожалуйста, познакомьтесь, – это Сева Клюев. Он приехал из Ленинграда вместе с археологами и будет учиться у нас всю последнюю четверть. Думаю, что за два месяца вы успеете не только познакомиться, но и крепко подружиться.
Ребята принялись разглядывать Севку, а он никого не стал разглядывать – ему было как-то неуютно. Только одну девчонку, всю в завитках, он успел заметить, и то, наверное, потому, что она его не разглядывала, а нарочно смотрела в сторону и что-то шептала своему соседу.
«Задавала», – подумал про неё Севка.
Посадили его рядом с другой девчонкой – белобрысой и толстощёкой. У Севки у самого светлые волосы, а у этой – даже ресницы были соломенного
