согласился я, без особого удовольствия вообразив свое будущее: телевизор, ненужная свадьба, ковер, тахта, сервант, сервиз, снова новое пальто…
«Хоть не трюмо», – утешил я себя.
– Когда?
– За пальто твое расплатимся и посмотрим.
– Так не пойдет, – помотала она головой. – Говори конкретную дату.
– Я не могу точно сказать, – возмутился я. – Но я его буду в самую первую очередь иметь ввиду.
Марина обиженно оттолкнула меня и ушла на кухню.
В окно стукнул камешек. Потом еще один. Стук о стекло резанул болью в душе. Как ни прячь воспоминания, как ни забывай их, как ни думай о них – нет-нет, да и полоснут они тенью острее кинжала. Я метнулся на балкон. Под деревом я с трудом разглядел Эмиля, и он, заметив меня, призывно махнул.
– Что? – направляясь к нему, закурил я, чтобы Марина опять не спрашивала, почему от меня не пахнет табаком.
– К фотографу пойдем? – спросил Эмиль.
– Я не могу, – разочарованно сплюнул я. – Ее родители приехали и рассчитывают, что я целый день проведу с ними.
– Жаль, – огорчился Эмиль.
– Жаль, – подтвердил я. Визит к сумасшедшему фотографу теперь мне казался намного лучшим вариантом, чем дневной поход по магазинам в составе группы будущих родственников. – Все равно денег нет. Завтра в бухгалтерию заглянем и вечером сходим.
– Ты тогда начни смету составлять? И план набросай? Я книгой займусь.
– Идет, – кивнул я.
На кухне Марина жарила яичницу.
– Мама, уходите, тут не развернуться, – сказала она недовольным тоном. – Никита поест, и пойдем в город.
Ее родители ушли в комнату. Я быстро и жадно запихивал в себя приемлемую пищу, понимая, что от телевизора мне теперь не отвертеться.
Марина убирала в холодильник «домашнюю» еду со стола с торжествующим видом, будто только что из милости отменила мою казнь. Мне было не совсем приятно чувствовать себя заложником вежливости и чужих людей в собственной квартире, поэтому я сосредоточился на вкусной яичнице с помидорами, стараясь больше ни о чем не задумываться.
Выпускные экзамены прошли с грандиозным скандалом. Никто из преподавателей не хотел ставить мне «отлично». Учителя искали подвох, заваливали дополнительными вопросами и с выпученными глазами слушали мои ответы, не веря своим ушам. Требовали вывернуть карманы, обыскивали парту, подозрительно смотрели на одежду, будто под моей рубашкой спрятался суфлер. Лицо Надежды Ивановны то бледнело, то становилось пунцовым. Она, сидя в составе комиссии, в волнении теребила мою письменную работу по литературе на последнем экзамене и с недоумением пыталась прочитать что-то в моих глазах.
Я был спокоен и весьма доволен, что настал последний день в этих осточертевших мне стенах. На будущее у меня были свои планы.
– На вечер
