style="font-size:15px;"> – Сэм? – Я не знала, что ответить.
Он вынул кольцо из коробочки и протянул мне. Я провела пальцем по синему, как океан, камню.
– Кольцо принадлежало бабушке, – продолжал Сэм. – Она хотела, чтобы я положил начало традиции передавать его в семье.
Я почувствовала в горле ком. Разум боролся с сердцем.
– Если это не нравится, могу купить другое.
Сэм растерялся, казался моложе своих тридцати лет, и мне стоило больших усилий не расплакаться. Я не позволила ему надеть кольцо мне на палец. Понимала, что не захочу его снять. И прошептала:
– Я не могу выйти за тебя замуж. Извини.
– Почему? Мы ведь с тобой обсуждали это и раньше.
– Все изменилось. Я теперь другая.
– Ты – это ты. – Сэм с такой нежностью погладил меня по щеке, что я чуть не упала в его объятия. Несмотря на мои немытые волосы и несвежее дыхание, он смотрел на меня так, словно я была самой прекрасной женщиной на свете. Но мне было нестерпимо угадывать в его глазах – там, где раньше теплилось желание, – тревогу.
– Сэм, я больше не хочу оставаться с тобой. – Я едва выдавила слова, от которых было больнее, чем от скальпеля, исполосовавшего мое тело.
– Я тебе не верю, Дженна.
– Это правда. Я стала сомневаться насчет нас еще до того, как все случилось.
– Ты говоришь так, потому что заболела…
– Нет, у меня давным-давно появились эти мысли.
– С каких пор? Раньше все было прекрасно.
Раньше… Безобидное слово, но именно оно отделяет все чертой на до и после. Стеклянная стена отгородила то, что раньше я могла делать, от того, что стало недоступным теперь.
– Дженна, скажи правду: ты же меня любишь?
Я оказалась перед выбором – солгать или сказать правду.
– Не люблю. – Я выбрала ложь. – Прости. – Решение было правильным. Для него.
Сэм начал что-то говорить, но я отвела взгляд. Мяла пальцами крахмальный угол простыни и уговаривала себя не поддаться слабости. Сэму будет лучше без меня.
Он положил кольцо обратно в коробку, и я вздрогнула, когда он с треском захлопнул крышку и, сгорбившись, пошел через палату. Меня так и подмывало крикнуть, что, конечно, я его люблю, но слова застряли в горле. Сэм постоял немного на пороге, и я прикусила щеку, чтобы не расплакаться. Рот наполнился металлическим привкусом крови и жалости к себе, и, пока он удалялся, в моей груди гулко колотилось подаренное мне сердце и чувство вины.
Через четыре месяца после трансплантации меня выписали из больницы. За мной приехала мама.
– Где отец? – спросила я.
Она не ответила на мой вопрос. Усадила на заднее сиденье такси с такой же заботливостью, какую проявляют новоиспеченные отцы, выходя из родильного отделения и прижимая к себе в мечтах о безоблачном будущем автомобильные люльки с новорожденными. Не обращая
