вороньим карканьем раздался голос Бездорожника. – Не златом-серебром – жизнью, свободой, разумом. А с кого-то Судьба и тройную цену стребует. – Глаза-капли вдруг сверкнули, будто свет лунный отразили.
– Ты подумай, атаман… – Плющ уже из пустых глазниц Хмуреня полез, на стены спаленки карабкаться начал, за ноги Лютовида цепляться. – Может, оно и к лучшему, что желанная твоя исчезла.
Лютовид вскочил на ноги и вплотную приблизился к старшому. Змей внутри взвился, пасть ощерил, клыки выпустил. Злобным шипением голос Лютовида раздался:
– Она моя. Я найду ее. Любую цену заплачу.
– Ну что ж… Тогда в добрый путь, атаман. – Свадебник печально улыбнулся. Несколько капель крови упали на пол, застыв сверкающими камушками. – Может, доведется на свадебке вашей погулять…
Хмурень обратился плющом, обвил стены, распахнул крепкими побегами створку окна и выбрался наружу, оставив после себя остроконечные листочки. Свадебник обернулся туманом, развеялся по комнате и вместе с порывом ветра устремился наружу. А Бездорожник стаей воронья порхнул в очаг и через трубу вылетел в сереющее небо, усыпав пол черными перьями. Долго еще в воздухе слышались грозные птичьи крики.
Дверь в спаленку неожиданно отлетела в сторону, стукнулась о стену. На пороге стоял Багумил. На лице ужас застыл, глаза стеклянные. Тщетно пытался он воздуха глотнуть, грудь ходуном ходила.
– С собой меня возьмешь!
Староста походил на разбуженного по зиме медведя. Едва ли не рычал, ошарашенно оглядываясь по сторонам и брызжа слюной. Лютовид оторвал пару листочков плюща, собрал с пола вороньи перья и крошечные алые камушки. Они ему еще в ворожбе пригодятся. Мало ли, какое зелье али заклятье для Мельцы сотворить надобно будет. А с такими подарками, что Осенние Братья оставили, колдовство великой силы получиться может. Мрачно атаман взглянул на старосту. После убийства аптекаря он ощущал странную жажду: уничтожать дальше. Мстить… Кто, как не отец, предавший свое дитя, достоин ужасной кары? Из последних сил Лютовид сдерживался, чтобы не спалить старосту и этот чертов дом. Он лишь коротко бросил «Нет!» и направился к выходу. Но Багумил преградил дорогу, заслонив проем могучей фигурой.
– Она дочь моя! Ты должен взять меня с собой!
У Лютовида перед глазами от гнева потемнело. Внутри полыхнул огонь, грозящий вырваться наружу и сжечь все кругом дотла.
– Дочь?! Поздно ты об этом вспомнил, староста! Лишился служанки?
– Я не был обязан кормить чужую девку! – Багумил ударил кулаком по стене, оплетенной плющом.
– А если чужая, зачем она тебе? – Лютовид оскалился, ощущая себя загнанным в ловушку зверем.
Ему хотелось растерзать выродка и бросить куски его подле тела аптекаря. Похоже, у старосты не было ответа на этот вопрос. Он молча сопел, обдирая цепкий плющ от стены.
– А вдруг моя?
Лютовид едва не расхохотался двуличию и лицемерию старосты.
– Если твоя, будешь плакать, а если чужая, можно и забыть?
